Людмила Боровкова - Кушанское царство

Кроме того, сыграла, возможно, свою роль и безусловная необычность личности самого Канишки. Его имя резко отличается от несомненно юэчжийских имен основателей царства — Куджулы Кадфиза и Бимы Кадфиза. Но никакого переворота, смены династии при нем не произошло, судя по легенде на его монетах, написанной, обратим внимание, на бактрийском языке: «Царь царей Канишка Кушан». В ней он прямо объявил себя царем кушанской (гуйшуанской) династии, основанной, как известно, Гуйшуан-сихоу Куджулой Кадфизом. Скорее всего, Канишка был сыном Бимы Кадфиза, но не от старшей юэчжийской жены, сын от которой становился наследником, а от младшей, которой могла быть дочь правителя индо-сакской династии царства Цзибинь, завоеванного Куджулой Кадфизом, по нашим расчетам, на рубеже 50–60-х годов I в. н. э. Поскольку он изначально не мог быть наследником, мать дала ему это, вероятно, индо-сакское имя и воспитателей из буддистов. Но в силу неизвестных нам обстоятельств именно он стал кушанским царем примерно в 103 г., когда, полагаем, ему было уже около 40 лет. А умер он примерно в 125 г. в возрасте около 62 лет.

В отличие от отцов-основателей Кушанского царства — Куджулы и Бимы Кадфизов, политиков и воинов, Канишка стал государем-духоустроителем. Он отказался от принятого до этого летоисчисления, которое велось от события уже почти никому в царстве неизвестного, и ввел новое, начинавшееся с года своего вступления на трон, названное исследователями «эрой Канишки». Зная, видимо, о недовольстве коренного населения Кушанского царства, жившего к северу от Амударьи, двуязычными монетами Бимы Кадфиза с изображением на оборотной стороне индуистского бога Шивы, Канишка стал чеканить свои монеты по типу монет Бимы Кадфиза, но с легендой на бактрийском языке кушанской письменностью, придав им тем самым общегосударственное значение. Но одновременно, демонстрируя уважение ко всем народам, населявшим его царство, он поместил на оборотной стороне монет изображения божеств различных верований, которые исповедовали эти народы.

Но прославился Канишка как покровитель буддизма, получившего во время его царствования широкое распространение в Индии — обширных и самых богатых владениях Кушанского царства.

Скорее всего, к тому времени, когда Канишка примерно в 40 лет стал царем, он, воспитанный под влиянием своей матери, хорошо изучил буддизм. В этом убеждает сообщение в буддийском предании, записанном Сюань-цзаном в царстве Цзяшимило (Кашмире), о том, что Канишка, став царем, в свободное от государственных дел время изучал сутры и ежедневно приглашал по одному монаху для разговора об учении (ДТСЮЦ, гл. 3, с. 116).

Убедившись, видимо, во время этих бесед в бескомпромиссной разности понимания буддийского учения представителями разных течений, Канишка решает созвать собор самых священномудрых буддистов, чтобы устранить эти противоречия. После многоэтапного отбора 500 человек прибыли в царство Цзяшимило (Кашмир). Но на соборе разгорелись горячие споры (ДТСЮЦ, гл. 3, с. 117–119).

После собора буддизм раскололся на два основных направления — махаяну (большая колесница) и хинаяну (малая колесница). Однако при под держке Канишки фактически победу одержала махаяна, согласно учению которой буддистом мог стать не только монах, отрекшийся от мира, но и любой смертный. А. Н. Зелинский, например, так определяет причины победы махаяны и ее итоги: «Связь кушан с махаяной была связью двух взаимозависимых систем. Поддерживая буддизм, Канишка сам нуждался в поддержке буддистов, которые, выйдя из монастырской общины к широкой общественной деятельности, стали мощной культурной и нравственной силой страны, не считаться с которой кушанские правители не могли, даже если бы и хотели этого. С другой стороны, махаяна как экстерриториальная религия, открывшая широкие двери прозелитизму, была чрезвычайно удобна в качестве культа, способного объединить значительную часть разноплеменного населения империи. Со своей стороны, махаянисты нуждались в сильной руке государства не только для борьбы со своими идейными противниками в лоне самого буддизма, но для противодействия всем чуждым ему религиозным культам кушанского царства. Образно говоря, именно этот союз «алтаря и трона» дал возможность махаяне прочно стать на ноги, а кушанам — расширить сферу своего политического и культурного влияния не только в собственной стране, но и далеко за ее пределами» (Зелинский, 1975, с. 231–232).

Однако некоторые исследователи считают сведения в преданиях о соборе при Канишке легендарными (Зеймаль, 1968, с. 70; Бонгард-Левин, 1969, с. 491). Вряд ли можно согласиться с этой точкой зрения. Созыв собора — событие конкретно-историческое, а не культовое действо, порождающее мифы и легенды о разных чудесах. Достоверность факта проведения Канишкой собора подтверждается, полагаем, тем, что кроме детального описания его подготовки и дискуссии на нем в предании, записанном Сюань-цзаном в царстве Цзяшимило, краткие сведения о нем есть и в предании, записанном Сюань-цзаном в царстве Цзяньтоло. А косвенным доказательством проведения собора и победы в результате его буддизма махаяны являются сведения, собранные разными исследователями, о том, что большинство буддистов-миссионеров, начавших прибывать в Китай примерно в 60–80-х годах II в. н.э, были махаянистами и выходцами из Кушанского царства (Васильев, 1975, с. 212–213).

Но ведь это означает, что широкое проникновение буддизма махаяны в царства Восточного Туркестана и затем в Китай началось в тот период, когда правителем Шулэ (Кашгара) был Чэньпань (ок. 123–168 гг.), проживший до этого несколько лет в Кушанском царстве. Согласно преданиям, Канишка построил по монастырю в трех местах его проживания. Он, должно быть, хотел, чтобы Чэньпань, находясь в них, мог серьезно изучать буддизм — и именно буддизм махаяны. Неудивительно поэтому, что возвратившись в Шулэ и став его правителем, Чэньпань широко открыл двери проповедникам буддизма, в основном махаяны, в Восточный Туркестан и через него в Китай. Так что есть основание предположить, что собор в Кашмире Канишка созвал около 110 г. до прибытия к нему Чэньпаня на рубеже 116–117 гг.

Итак, исследователи согласны в том, что буддизм получил особенно широкое распространение в Кушанском царстве при Канишке. Однако буддийские предания, изложенные Сюань-цзаном, и археологические данные свидетельствуют о разной интенсивности его распространения в отдельных регионах этого огромного царства. Так, буддийские предания, записанные Сюань-цзаном, сохранили сведения, подтверждаемые археологическими данными, только о строительстве при Канишке множества буддийских монастырей и прочих святилищ в царствах Северной Индии, лежавшей, по сообщению Сюань-цзана, к востоку от царства Ланьпо (Кабула). А широкие археологические исследования в Средней Азии (Северной Бактрии), где и возникло Кушанское царство, и в отдельных районах Северного Афганистана, где находилось царство Гаофу, первым включенное в Кушанское царство, выявили пока существование здесь в кушанское время лишь нескольких крупных буддийских культовых центров (у Балха, Термеза, Айртама), ступ и мелких памятников вокруг них. Большие размеры этих центров и ступ дали основание предположить, что строились они при поддержке царского двора и его местных представителей (Ставиский, 1977, с. 183–186, 190). В основном же, как показали эти исследования, в бактрийских землях Кушанского царства сохраняли прочные позиции издавна укоренившиеся здесь разные местные культы и созданный и поддерживаемый царским двором династийный культ кушан (сооружения Халчаяна, Сурх-Котала). Так что насильственной буддизации населения всего царства не было.