Сергей Власов - Константин Великий

Константину более всего нравились кавалерийские упражнения, и очень скоро он добился явных успехов в искусстве верховой езды. Заметив это, начальство поставило юношу во главе учебной турмы — отряда из тридцати всадников, и его турма на скачках и маневрах оставляла других позади.

Была весна 295 года. Во время большого военного смотра, посвященного дню рождения императора, цезарь восточной части Империи Галерий отдал распоряжение, чтобы Константин дрался с командиром другой турмы, Эроком, на конях — боевыми копьями.

Этим грозным оружием легионы Рима завоевали полмира. Даже учебный бой такими копьями трудно было провести верхом на лошади без того, чтобы кто-то из двоих или оба не получили ранения, возможно, смертельные.

Замысел Галерия был коварен: Эрок — сын галльского царя, Константин — сын цезаря Запада. Если один убьет или хотя бы ранит другого, это станет причиной вражды между их отцами. А Галерий изо всех сил старался досадить отцу Константина — любимцу армии и явному претенденту на верховный трон.

Тот же Лактанций не жалеет самых нелестных эпитетов в адрес Галерия:

«Всех когда бы ни существовавших злодеев превзошел он пороками своими. Была в нем природная жестокость зверя и дикость, чуждая римской крови… Поза надменная… и голосом, и жестами, и взором своим он всех ужасал и приводил в трепет».

Лактанций уверяет, что даже сам император Диоклетиан, тесть Галерия, боялся его чрезвычайно.

И вот по приказу Галерия двое молодых всадников несутся навстречу друг другу с противоположных концов поля. Копье Эрока, скользнув по щиту Константина, вонзилось в круп его лошади. Та осела на передние ноги и едва не задавила седока.

Константин выскочил из седла и посмотрел в сторону Галерия, ожидая сигнала горна, который положил бы конец схватке, ставшей теперь явно неравной. Но сигнала не последовало. Галерий ждал продолжения боя.

Эрок тем временем уже снова мчался с нацеленным на противника копьем. Константин казался совершенно беззащитен. По сути, это было не чем иным, как санкционированным убийством. Первая, но, как мы еще узнаем, не последняя попытка Галерия расправиться с Константином…

Константин повернулся лицом к несущемуся на него всаднику. Когда тот был совсем рядом, Константин вдруг опустился на колени и воткнул задний конец своего копья в землю, а его острие направил в щит противника. Не успевший ничего понять Эрок наткнулся щитом на копье, вылетел из седла и, перевернувшись в воздухе, распластался у ног Константина. Расколотый пополам щит болтался у него на руке.

Константин приставил к горлу лежащего галла меч. Трибуны взорвались ревом, как при настоящем бое гладиаторов, требуя смерти поверженного. Но Константин вложил меч в ножны и протянул руку, чтобы помочь Эроку встать.

Кровожадная толпа ответила гулом недовольства. Но более всех исходом поединка был недоволен Галерий, его план сорвался… На другой день он распорядился выгнать Эрока из Никомидии, и тот был вынужден вернуться в Галлию, на другой край Империи.

Кстати, на землях бывшей Никомидии ныне расположен небольшой турецкий город Измит. Тот самый Измит, где в августе 1999 года от землетрясения погибло более двенадцати тысяч человек. В Измите я был ровно за год до того землетрясения, искал следы Константина. Никаких следов. Ни единого намека на то, что здесь некогда была великая столица. Ни единого намека — ну хотя бы плиты, доски, камня, — напоминающего потомкам о том, что именно здесь умер Константин Великий. Память о первом христианском императоре вытравлена кислотой религиозной нетерпимости.　

Узнав о страшном землетрясении, я грешным делом подумал, уж не месть ли это Константина туркам за их воинствующее беспамятство ?　

Разгадывать эти хитро сплетенные нити Судьбы — весьма увлекательное занятие...　

Минули два года обучения. Константину присвоили звание центуриона и назначили начальником императорской гвардии в Никомидии.

Лактанций, служивший в те годы преподавателем риторики у Диоклетиана, так пишет о Константине: «Юноша самый добродетельный и достойнейший звания цезаря, благодаря необыкновенности и изяществу облика, воинскому таланту, твердости нравов, личной доброте, он был любим солдатами и был желанным для простых людей».

Положенный выпускнику недельный отпуск Константин провел у матери, переехавшей в Дрепанум, пригород Наисса.

Там он и встретил Минервину — свою первую любовь, первую жену и мать своего первого (и самого любимого из семи своих детей) сына.

Она была дочерью богатого купца, жила в Дрепануме и часто навещала Елену. Константин и Минервина встретились в саду матери, и он был поражен ее красотой, нежностью и умом.

В свои семнадцать лет она была весьма образована, хорошо знала греческий, читала наизусть большие куски «Илиады». Эта встреча многое изменила в жизни Константина.

Он с удивлением узнал, что Минервина христианка, и пытался убедить ее, что это не только опасно, но и нелепо — придерживаться столь варварских обрядов: пить живую кровь и есть живую плоть. Таково было воздействие антихристианской пропаганды на Константина, как, впрочем, и на других. Люди мало знали об учении Христа кроме того, что это учение ложно и подрывает авторитет истинных богов.

Минервина была первой, кто попытался открыть Константину глаза. От нее он впервые услышал поразившее его своей простотой и величием заклинание:

Минервина впервые привела его в христианский храм, если так можно назвать одноэтажное здание в Дрепануме, бывшее когда-то складом. Константин, привыкший к величию храмов Юпитера, покровителя Рима, был удивлен скромностью убранства: ряды простых скамей, алтарь в виде стола, покрытого белой скатертью, на ней тарелка и графин вина, позади стола — крест и горящая свеча.

У основания креста он заметил табличку с греческими письменами: «Иисус Христос Теон Иос Сотер». Знаний Константина не хватило, чтобы понять все пять слов, и Минервина перевела ему: «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель».

После проповеди священник объявил, что сейчас будет причастие. Константин с волнением ждал того жуткого ритуала, о котором так много слышал: питие крови и поедание плоти. Но обряд был простым и красивым. В память о Сыне Божием, который отдал за них жизнь, люди делили хлеб и запивали его вином. Священник напомнил, что во время прощального ужина в Иерусалиме Иисус тоже пил вино со своими учениками, отсюда и пошел ритуал.