Николай Тальберг - Исторія Русской Церкви

Митрополиты греческаго происхожденія въ домонгольское время выступали, главнымъ образомъ, въ качествѣ миротворцевъ. Со времени татарскаго ига, митрополиты, коренные русскіе, къ этому присоединяли исключительное отечестволюбіе. Велико значеніе митрополита Кирилла III, столь ревностно помогавшаго великимъ князьямъ Ярославу Всеволодовичу и его сыну, св. Александру Невскому въ возстановленіи разрушенной монголами Руси. Первоіерархи и епископы въ то время въ особенности сдѣлались связующимъ звеномъ между отдѣльными русскими землями. Они до послѣдней возможности поддерживали связь сѣв.- восточной Россіи съ западной ея частью, отторгнутой литовскими и польскими князьями, пока послѣдніе не добились раздѣленія и Церкви. Замѣчательно, что, въ противовѣсъ латинству, русская іерархія, храня и укрѣпляя создававшееся на сѣв.-востокѣ московское княжество, вовсе не старалась, съ помощью своего сильнаго вліянія на князей, добиться независимости отъ свѣтской власти. Митрополиты, вынужденные оставить разоренный и незащищенный Кіевъ, сами стремились обосноваться, подъ покровомъ мірской власти, сначала во Владимірѣ, потомъ въ Москвѣ. Они неуклонно старались объ утвержденіи мира въ государствѣ и подчиненіи всѣхъ единодержавному великому князю. Сознаніемъ необходимости этого проникнутъ и грекъ св. митр. Фотій. Онъ отказомъ въ благословеніи заставляетъ кн. Юрія Дмитріевича Звенигородскаго признать великимъ княземъ своего малолѣтняго племянника, Василія II Васильевича. Москва становится столицей Руси съ благословенія св. митрополита Петра, уроженца волынско-галицкой области. Грекъ свят. митрополитъ Ѳеогностъ былъ продолжателемъ его дѣла.

Исключительно значеніе свят. митрополита Алексія. Голубинскій пишетъ о немъ: “Св. Алексія обстоятельства времени поставили во главѣ государственнаго управленія, такъ что онъ былъ митрополитомъ и въ то же время первымъ государственнымъ человѣкомъ, главой боярской думы своихъ князей. Ему выпало занимать митрополичью каѳедру въ то время, какъ князьями московскими были люди, требовавшіе опеки надъ собой. Въ одинъ годъ съ митрополитомъ Ѳеогностомъ, спустя 47 дней послѣ него, умеръ князь Симеонъ Ивановичъ и оставилъ своимъ преемникомъ брата своего Ивана Ивановича; этотъ Иванъ Ивановичъ былъ, какъ говорятъ лѣтописи, государь “тихій и кроткій”, т. е. государь слабый. Иванъ Ивановичъ умеръ въ 1359 году и оставилъ своимъ преемникомъ сына своего Димитрія Ивановича 9-лѣтнимъ мальчикомъ. Оба князя, одинъ по слабости, другой по малолѣтству, имѣли нужду въ руководителѣ себѣ и опекунѣ надъ собою: и руководителемъ — опекуномъ обоихъ былъ онъ — св. Алексій. Мы не знаемъ, былъ ли онъ настоящимъ или оффиціальнымъ главой государственнаго управленія при Иванѣ Ивановичѣ; Симеонъ Ивановичъ въ своемъ духовномъ завѣщаніи, написанномъ передъ смертью, приказываетъ своимъ братьямъ — Ивану Ивановичу и Андрею Ивановичу (умершему вскорѣ послѣ него самого): “слушали бы есте отца нашего владыки Олексѣя, такоже старыхъ бояръ, хто хотѣлъ отцю нашему добра и намъ”, и этимъ какъ будто формально ставилъ его — св. Алексія во главѣ боярской думы. Какъ бы то ни было, но мы имѣемъ положительныя и ясныя свидѣтельства, что Иванъ Ивановичъ передъ своей смертью оставилъ его формальнымъ и настоящимъ регентомъ государства при своемъ малолѣтнемъ сынѣ Димитріи”. Голубинскій пишетъ, что греческіе акты указываютъ, что Святитель “прилагалъ всѣ старанія, чтобы сохранить дитя и удержать за нимъ страну и власть”, что онъ весь предавался возложенному на него дѣлу попеченія о “государѣ-дитяти”. Къ этому Голубинскій добавляетъ: “Дмитрій Ивановичъ Донской первый изъ великихъ князей московскихъ ясно и опредѣленно заявилъ стремленія къ государственному единодержавію, но онъ заявилъ ихъ въ такіе еще юные годы, что необходимо долженъ быть предполагаемъ при семъ св. Алексій. До какой степени за его время Москва возрасла въ своей силѣ и сознала эту послѣднюю видно изъ того, что знаменитая Куликовская битва была на третій годъ послѣ его кончины”.

Въ значительной мѣрѣ благодаря св. митрополиту Іонѣ сохраненъ былъ и утвержденъ благодѣтельный порядокъ наслѣдованія престола отъ отца къ сыну, окончательно установленный вел. кн. Димитріемъ Донскимъ. Святитель рѣшительно выступалъ противъ кн. Дмитрія Юрьевича Шемяки, ослѣпившаго своего троюроднаго брата вел. кн. Василія II, и захватившаго его престолъ. Когда, по изгнаніи изъ Москвы, Шемяка снова началъ смуту, св. Іона въ 1447 г., вмѣстѣ съ владыками ростовскимъ, суздальскимъ, коломенскимъ и пермскимъ, отъ имени всего духовенства, обратился къ нему съ грознымъ обличеніемъ, сравнивая съ “братоубійцами” Каиномъ и Святополкомъ Окаяннымъ. Изложивъ всѣ его вины и измѣны, духовенство заканчивало посланіе такъ: “Мы, служители алтарей, по своему долгу молимъ тебя, господинъ князь Димитрій, очистить совѣсть, удовлетворить всѣмъ праведнымъ требованіямъ великаго князя, готоваго простить и жаловать тебя изъ уваженія къ нашему ходатайству, если обратишься къ раскаянію. Когда же въ безумной гордости посмѣешься надъ клятвами, то не мы, но самъ возложишь на себя тягость духовную: будешь чуждъ Богу, церкви, вѣрѣ и проклятъ на вѣки со всѣми твоими единомышленниками и клевретами”. Святитель Іона, увѣдомляя о посвященіи своемъ въ 1448 г. въ митрополиты “князей, пановъ, бояръ, намѣстниковъ, воеводъ и все Христоименитое Господне людство”, обличая Шемяку, призывалъ ихъ подчиняться Василію Темному. Въ заключеніе онъ писалъ: “Если же не станете бить челомъ своему господарю, и прольется отъ того кровь христіанская, то вся эта кровь взыщется отъ Бога на васъ, за ваше окаменѣніе и неразуміе; будете чужды милости Божіей, своего христіанства, благословенія и молитвы нашего смиренія, да и всего великаго священства; Божія благословенія не будетъ на васъ; въ Землѣ вашей никто не будетъ больше называться христіаниномъ, ни одинъ священникъ не будетъ священствовать, но всѣ Божіи церкви затворятся отъ нашего смиренія”.

Соловьевъ, въ связи съ этими выступленіями духовенства, пишетъ: “Если русское духовенство, въ лицѣ своего представителя, митрополита, такъ сильно содѣйствовало возвеличенію Москвы, то одинаково могущественно содѣйствовало и утвержденію единовластія, ибо въ это время духовенство сознательнѣе другихъ сословій могло смотрѣть на стремленіе великихъ князей Московскихъ, вполнѣ оцѣнить это стремленіе. Проникнутое понятіями о власти царской, власти получаемой отъ Бога и независящей ни отъ кого и ни отъ чего, духовенство по этому самому должно было находиться постоянно во враждебномъ отношеніи къ старому порядку вещей, къ родовымъ отношеніямъ, не говоря уже о томъ, что усобицы княжескія находились въ прямой противоположности съ духомъ религіи, а безъ единовластія онѣ не могли прекратиться. Вотъ почему, когда Московскіе князья начали стремиться къ единовластію, то стремленія ихъ совершенно совпали съ стремленіями духовенства; можно смѣло сказать, что вмѣстѣ съ мечемъ свѣтскимъ, великокняжескимъ, противъ удѣльныхъ князей постоянно былъ направленъ мечъ духовный”.