Александр Кравчук - Троянская война. Мифы и история

Значит, со смертью тела кончается все. Такое понимание смерти вело к тому, что наивысшим благом почитались громкая слава и возможность донести до потомков свое имя и память о подвигах. В понимании древних, это была единственная доступная человеку форма бессмертия. Отсюда боязнь неблагочестивыми поступками или трусостью снискать себе дурную славу. Этого страшились более всего. Вот почему воины без колебаний шли на верную смерть, сражались со значительно сильнейшим противником.

Желание вечной, непреходящей славы побуждало высоко ценить тех, кто был ее хранителями — певцов-сказителей. Герои, сражавшиеся у высоких стен Трои, не обманулись в своих надеждах — им не помешали ворота Аида и благодаря песням они будут жить до тех пор, пока существует европейская культура.

Когда мне предложили снабдить перевод книги А. Кравчука научными комментариями, я согласился не раздумывая. Книгу я читал, ока произвела приятное впечатление. Однако, написанная несколько десятилетий назад (перевод осуществлен с шестого издания), она нуждается в корректировке: наука с тех пор заметно продвинулась. Кроме того, автор книги — античник широкого профиля, в течение ряда лет профессор Варшавского университета, — много занимался популяризацией античной культуры. Специальных исследований по Гомеру и Троянской войне он не вел. С одной стороны, это создавало известные преимущества для популяризации, обеспечивая — при высоком научном уровне-некоторую отстраненность от профессиональных споров, а значит, объективность, без чрезмерного углубления в детали. С другой — это порождало опасность недосмотров и гарантировало предпочтение традиционных точек зрения, что мешало высветить новации, проблемы и перспективы. Я же последние годы занимался именно специальными исследованиями гомеровского эпоса, поэтому полагал, что задача не составит особого труда.

Однако, приступив к работе, я сразу же понял, что составить здесь комментарии будет непросто. А. Кравчук — мастер популяризации: книга читается легко, вводит в мир греческих богов и героев свободно, непринужденно, с постепенным расширением обзора. Но в ней нет ни полноты, ни системы. Автор не следует ни хронологическому порядку событий истории, ни фабуле эпоса, ни ходу научного познания, ни логике дискуссии. Он произвольно выбирает из «Илиады» фрагменты и мотивы, представляющиеся ему наиболее существенными и интересными для сопоставления с историей и археологией, объясняет их, пользуясь более поздними произведениями древних авторов и современными научными трудами, фокусируя внимание на образах главных эпических героев.

Названия частей (книг) «Ахилл», «Агамемнон», «Гектор», «Эней» у него очень приблизительны, они ориентированы не на раскрытие соответствующих образов героев, художественное или историческое, а названы так лишь потому, что там чаще, чем в других местах, перелагаются деяния этих героев (исключение — «Елена», тут в самом деле раскрываются истоки этого образа). Нет аналогичных разделов, посвященных Нестору и Диомеду, Аяксам и Одиссею. Есть раздел «Троянки», но специального раздела о троянцах нет.

На самом же деле в первой книге речь идет в основном о сюжете «Илиады» и характере героического эпоса, во второй — о микенской поре как эпохе сложения троянского эпоса и о способе передачи традиции классическому времени, в четвертой — об археологической канве троянской истории, но это лишь в основном, а остальные части по содержанию еще менее однородны.

Поэтому привязанные к такому тексту комментарии поневоле окажутся столь же разбросанными и бессистемными, в них будет трудно соблюсти логическую последовательность. И я решил вместо комментариев написать это критическое послесловие.

А Кравчук лишь очень кратко задевает так называемый «гомеровский вопрос» — сочинил ли «Илиаду» один певец, Гомер, или она складывалась из разных песен, постепенно разрастаясь, и у нее много авторов. «Илиаду» пронизывает единый сюжет, и она написана одним языком, так что есть резон у сторонников единоличного авторства — их называют унитариями . В то же время в ней немало противоречий, отклонений от сюжета, различий в оттенках речи. Поэтому есть резон и у тех, кто считает, что филологическим анализом ее можно разделить на составные части, выделить в ней разновременные слои; этих исследователей зовут аналитиками . Спор аналитиков с унитариями длится с переменным успехом уже около двух веков.

Наметились и компромиссные позиции: ведь различие между автором и составителем не такое уж резкое, автор мог использовать с той или иной интенсивностью древние сказания, составитель — более или менее активно обновлять и перерабатывать старое, вставлять свои собственные куски. Когда в конце 20-х годов гениальный американец М. Перри доказал, что в гомеровском эпосе есть целый ряд признаков фольклора — намертво закрепленные за героями и предметами эпитеты, традиционные выражения и фразы («формулы»), а другие ученые добавили к этому стереотипные мотивы и сказочные образы, вопрос об авторстве стал еще более спорным. Ведь авторство фольклорных произведений неуловимо, оно даже более коллективно, чем представляли аналитики, и уж тут единственный обнаруживаемый автор — народ. Такую позицию относительно гомеровского эпоса занял А. Ф. Лосев [178] Лосев А. Ф. Гомер. М., 1960, с. 80. , склоняется к ней и А. Кравчук. Однако и Лосев, и Кравчук, прокламируя эту позицию, все же обращаются с Гомером как с сугубо определенным единоличным автором — датируют его жизнь, локализуют происхождение и т. п. (и дело не только в легендах; для этого есть основания в самой «Илиаде»). Впрочем, и народные певцы бывают самостоятельными творцами, да и фольклорность гомеровского эпоса не все признают.

Современные ученые придерживаются самых разных точек зрения. Общепризнанной трактовки нет. Между тем от решения вопроса об авторстве зависит понимание других вопросов. Так, если «Илиада» — произведение одного автора, то она может быть более или менее достоверным описанием исторических событий или же — художественным вымыслом. Но если поэма складывалась из разных песен, постепенно разрастаясь, то ожидать в ней достоверной передачи исторических событий заведомо не приходится.

Моя собственная точка зрения — вариант аналитической позиции. Однако я не буду здесь ее отстаивать, коль скоро проблема остается дискуссионной, а доказательства заняли бы много места, в книге Кравчука вопрос обойден — последуем его примеру. Но вот те вопросы, по которым за последние десятилетия накопились неизвестные ранее материалы и обозначились неожиданно открытия, надо рассмотреть в новом свете.