Елена Осокина - Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина

Все названные социально-экономические причины важны для того, чтобы понять, почему правительство закрыло Торгсин. Однако ничего пока не было сказано о роли идеологии в его ликвидации. Именно об этом и хочется поговорить в заключение.

Цель и методы находились в Торгсине в идейном противоречии: Торгсин работал на построение социализма, однако методы достижения этой цели были идейно чуждыми. В погоне за валютой советское руководство в Торгсине поступилось священными постулатами политэкономии социализма. Так, разрешив советским людям использовать валютные ценности в качестве средства платежа в Торгсине, государство фактически отказалось от валютной монополии. Анализ скупочных и продажных цен в Торгсине и их сравнение с советскими экспортными ценами тех лет, проведенные в предыдущих главах, свидетельствуют о том, что Торгсин был рыночным хозяйством, по сути отрицанием принципов безрыночной экономики.

Торгсин представлял собой рецидив крупного валютного предпринимательства, а предпринимателем являлось коммунистическое государство. Кроме того, легальная деятельность Торгсина обросла сонмами нелегальных валютных операций. Ежедневно в его торговых залах, вокруг магазинов, на городских рынках и барахолках бойко шла незаконная купля-продажа валюты, торгсиновских денег и товаров. Валютный Торгсин был бельмом в глазу советского государства. После того как золотовалютная проблема страны была решена, у сталинского руководства не было больше причин мириться с идейными послаблениями.

В Торгсине государство отказалось и от классового подхода, священного постулата марксизма. Советская история 1930‐х годов – это история социальной дискриминации, неравенства «бывших эксплуататорских» и «трудящихся» классов, деревни и города; история уничтожения «врагов народа». Правительству не составило бы труда провести социальное размежевание и в Торгсине. Недопущение «социально чуждых» в Торгсин, по сути лишение их валютных прав, логично вписалось бы в историю 1930‐х годов.

Однако этого не произошло. В Торгсине правительство не стало делить людей по социальному положению, происхождению, источникам получения дохода, их дореволюционной деятельности, национальности и даже – святая святых! – важности для индустриализации. О подобном разграничении нет ни слова ни в постановлении о создании Торгсина, ни в последующих документах, регламентировавших его деятельность. Государству было неважно, кто приносил золото в Торгсин. Каждый, будь он хоть «лишенец», хоть «враг народа», мог обменять там ценности на товары.

Ни пролетарии, ни даже «новый класс» – партийная бюрократия – не имели официальных привилегий в Торгсине. Там в выигрыше были социально чуждые – те, у кого водилось золотишко. В Торгсине правил не класс, а золотой телец: есть золото – покупай; кто имел ценностей больше, мог и купить больше. В этом смысле Торгсин был капиталистическим, рыночным предприятием. В Торгсине классовый подход уступил место практической выгоде, индустриальному прагматизму, при котором интересы промышленного развития были превыше всего, даже идейных постулатов. Индустриальный прагматизм доходил до цинизма: любой мог отдать золото в Торгсин на нужды промышленного развития, но получить государственный паек в те голодные годы мог далеко не каждый, а только тот, кого государство считало целесообразным кормить.

Расскажу одну историю, которая замечательно показывает идейное противоречие между социалистическими целями Торгсина и капиталистическими методами его работы. Она – квинтэссенция конфликта революционных идеалов с реалиями валютного экстремизма. История произошла в 1934 году, дело разбиралось в НКВД. В советском порту на турецком пароходе погиб матрос. Торгсин предложил валютные услуги по ритуальному обслуживанию похорон. Капитан парохода заказал в Торгсине доски, мануфактуру и другие предметы, чтобы похороны прошли «по турецкому обряду». Советские моряки по инициативе интерклуба решили по-революционному проводить своего товарища по классу: оплатили оркестр, венки и знамена. Руководство же портового Торгсина видело в похоронах лишь возможность заработать валюту: в счет капитану были включены не только заказанные им товары, но и стоимость земли и даже оркестра, уже оплаченного интерклубом моряков. По сообщению местного отдела НКВД, при предъявлении счета капитану «произошла безобразная торгашеская сцена»: капитан протестовал, ссылаясь на то, что земля была предоставлена бесплатно и что «по обряду мусульман с оркестром нельзя хоронить». Торгсин торговался, пытаясь получить деньги за революционную музыку и советскую землю. После того как представители Торгсина заявили капитану, что деньги все равно вычтут из фрахтовых сумм, тот вынужденно заплатил за революционные атрибуты. Однако возмущенные турецкие моряки написали в газету, а турецкое пароходное начальство обратилось в Наркомат иностранных дел СССР.

Дело обернулось политическим скандалом. Блюстителем идейных принципов в данном случае выступил НКВД. По мнению начальника городского отдела НКВД, Торгсин «забыл», что советская торговля призвана не только зарабатывать деньги, но и проводить в жизнь классовые принципы, в данном случае – пролетарский интернационализм. В советском обществе и торговля должна иметь идейно-политический характер. Если Торгсин не мог взять на себя расходы по революционным похоронам, продолжал начальник городского отдела НКВД, то он хотя бы не должен был обворовывать интерклуб и заставлять капиталистов платить за революционную солидарность. Следует подчеркнуть, что сотрудник НКВД говорил не о честности и порядочности в проведении сделки, а именно об идейно - политических принципах, ибо, по его мнению, «нельзя было капиталистическуюторговую фирму заставлять платить деньги за церемонии… выражающие революционныестремления советских моряков» (подчеркнуто мной. – Е. О. ).

Дилемма состояла в том, что соблюдение чистоты идейно-политических принципов вело к ограничению валютного дохода, а погоня за валютой для нужд индустриализации и построения социализма в СССР оборачивалась потерей чистоты классовой идеологии. История с похоронами турецкого матроса, как и почти легальная проституция в портовых торгсинах, – свидетельство идейной беспринципности Торгсина, который был слугой двух господ – служа делу построения социализма, он служил и капиталу. В этом смысле Торгсин был предательством идеалов революции. Это заключение особенно важно потому, что Торгсин был не частной лавочкой, а государственным предприятием.

Рыночно-предпринимательскую природу Торгсина хорошо иллюстрирует и следующий рассказ. В годы нэпа в начале 1920‐х годов желающие эмигрировать из СССР платили советскому государству за оформление загранпаспорта 38 простых советских рублей. Нужды индустриализации и валютный кризис заставили советское руководство пересмотреть эту политику. В июне 1932 года из сектора валюты и международных расчетов Наркомфина писали в СТО: