Елена Осокина - Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина

На черном рынке работали даже подпольные фирмы. Предприниматели нанимали кустарей в городах и деревнях, которые работали на дому (чем не рассеянная мануфактура!), снабжали их сырьем, купленным за взятки на государственных предприятиях, а затем сбывали продукцию на рынках в крупных городах. Для прикрытия нелегальной деятельности всегда имелся государственный кустарный патент, но он не отражал действительных размеров предпринимательства. «Киевские кустари» – один из примеров подобной рассеянной мануфактуры. Кустари на дому шили женскую обувь. Организаторы бизнеса объезжали работников, забирали товар и отправляли в Ленинград, где он хранился в арендованных квартирах. Подкупали администрацию рынков, где продавали товар. Затем исчезали из города, с тем чтобы вновь вернуться с очередной партией обуви. В Харьковской области снабженческо-сбытовое товарищество «Коопкустарь» фактически являлось прикрытием подпольной фирмы. За 1933 и первую половину 1934 года оборот товарищества составил 8 млн рублей. Одна группа товарищества покупала на фабриках отходы, а после сортировки продавала их государственным предприятиям с наценкой в 40–50, а то и 100%. Так, трикотажные обрезки, которые покупали по 800–830 рублей за тонну, продавали заводам в виде обтирочных концов по 1800–1900 рублей за тонну. Оборот этой группы составлял 413 тыс. рублей. Другие члены товарищества покупали жестяные отходы на заводах по 200 рублей за тонну, а после сортировки и обрезки продавали их для обивки ящиков по 790 рублей за тонну. Некто Вызгородинский только за март продал 24 т жестяных отходов на 19 тысяч рублей. Предприниматель использовал наемных рабочих, так как вряд ли один смог бы за месяц пересортировать такое количество отходов. Еще одна группа товарищества покупала скот у частников, перерабатывала на колбасу и продавала ее на рынке. Для фининспекции колбаса именовалась «паштет из растительного вещества», что позволило укрыть от обложения налогом 237 тыс. рублей. За полтора года 13 человек этой группы переработали 39 т мяса, 5,5 т сала. Их доход составил 552 тыс. рублей. Другая группа «вырабатывала» вафли с начинкой. Оборот по продаже составил 870 тыс. рублей. Были и предприниматели широкого профиля. Некто Кричевский, например, одновременно «выделывал» пирожные микадо, мухоморы, стироль, желе, перец, лавровый лист и краску для материй. Оборот его предприятия составил 70 тыс. рублей.

Государство боролось с подпольным предпринимательством, спорадически проводя рейды по очистке рынков, инспекторские проверки учреждений и организаций, аресты по доносу. Немало людей было осуждено, но черный рынок продолжал жить, будучи неотъемлемой, обязательной частью экономики дефицита.

В плановой советской экономике любое частное предпринимательство, связанное с получением прибыли, считалось экономическим преступлением, спекуляцией. В этом смысле в Торгсине советское государство показало себя самым большим спекулянтом, а сам Торгсин по букве закона того времени являлся крупномасштабным экономическим преступлением.

По сути Торгсин был предприятием капиталистической торговли – валютным монополистом, который в интересах прибыли использовал благоприятную конъюнктуру потребительского спроса. Парадоксально, но оправданием тому служила революционность его цели – построение социализма в СССР. Однако в самом Торгсине не было ничего от социализма. Именно поэтому, несмотря на значительную роль, которую Торгсин сыграл в обеспечении финансовых потребностей индустриализации в наиболее тяжелый для государства момент валютного кризиса, для сталинского руководства он так и остался нелюбимым детищем.

В политическом сознании того времени уживались два образа: самоотверженный революционер-аскет, который создал Торгсин и заставил его работать на дело социалистического строительства, и обыватель, торгсиновский покупатель, падкий на буржуазные соблазны – розовый зефир и модные тряпки. Для советских лидеров 1930‐х годов имя Торгсин стало нарицательным. Оно было символом мещанских вкусов, мелкобуржуазности, слащавости, вещизма, стяжательства – иными словами, антитезой революционности.

СОВЕТСКИЕ МИЛЛИОНЕРЫ

В советской экономике существовал не только рынок, но и подпольные миллионеры. Наибольшие возможности для обогащения получали те, кто имел доступ к дефицитным товарам – работники советской торговли. Они наживали богатство воровством и спекуляцией. Агент НКВД писал: «Если проанализировать положение в торговой сети г. Москвы (да и не только Москвы. – Е. О. ), нетрудно доказать, что большое количество торговых работников занимается систематическими организованными хищениями и не только не наказывается, а, наоборот, считается почетными людьми. Их пример заразителен для многих других, и постепенно хищения входят в традицию, в быт, как нечто неотъемлемое от торгового работника. Большинство окружающих склонно смотреть как на „нормальное“ явление, что торговые работники обязательно должны быть крупными ворами, кутилами, что они должны иметь ценности, постоянно их приобретать, строить себе дачи, иметь любовниц и т. д.». За первую половину 1940 года выявленные хищения и растраты в торговле в рамках всей страны достигли 200 млн рублей.

За расхитителями следили. Торговая сеть столицы, например, находилась «в оперативном обслуживании» Экономического отдела УНКВД г. Москвы. В августе 1940 года в ней работали 490 секретных осведомителей; немногим меньше сексотов имел Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности Управления рабоче-крестьянской милиции (ОБХС УРКМ) Москвы. Среди объектов наблюдения – горторготдел Моссовета, где работали резидент, два агента и пять осведомителей, Управление промторгами, Московский главк ресторанов и кафе, Центральный универмаг НКТ СССР (ЦУМ). По этим объектам НКВД вел несколько агентурных разработок с интригующими кодовыми названиями – «Земляки», «Гробы», «Недобитые», «Неугомонные». Шла проверка вкладов, слежка, внедрение агентов в ближайшее окружение, вербовка друзей, затем следовал арест. Мелкие расхитители получали до 2 лет тюрьмы, крупные – от 5 до 10 лет, но случалось и похуже. За октябрь – декабрь 1940 года восемь человек были подвергнуты «высшей мере социальной защиты» – расстреляны за хищения социалистической собственности.

Материалы НКВД дают представление о богатстве подпольных советских миллионеров. Директор магазина № 32 Краснопресненского промторга В. в 1940 году построил дачу стоимостью в 100 тыс. рублей, купил легковую машину и два мотоцикла и даже проложил к даче личную асфальтовую дорогу длиной в километр. Покупка антиквариата, посещение ресторанов представляли неотъемлемую часть быта советского миллионера. Крупнейшим богачом в Москве в начале 1940‐х годов НКВД считал З., директора магазина, а в прошлом частного торговца Киевской губернии. При месячной зарплате 600 рублей он расходовал 10–15 тысяч в месяц. Его метод был прост – «брать контрибуцию». Оценивая, сколько может наворовать та или иная секция в магазине, он ставил туда своих людей, учил махинациям и брал мзду – по 3–10 тыс. рублей в месяц. Его заместитель К. проживал в месяц 5–6 тыс. рублей. Другой, по терминологии НКВД, «хищник», то есть расхититель социалистической собственности, некто Г., был арестован по делу о махинациях на мясокомбинате. Он имел собственный дом в Москве, который купил за 100 тыс. рублей. При аресте было найдено 187 тыс. рублей наличными, антикварных вещей на сумму 85 тыс. рублей. Попал в черный список НКВД и директор магазина № 1 «Гастроном» П., коммунист и член Моссовета. Причиной пристального внимания к нему стали особняк в Малаховке, покупка ценностей и застолья в ресторанах. В 1940 году НКВД готовил аресты еще около десятка работников столичной торговли, среди которых были директора и заведующие отделами крупных магазинов.