Марк Уральский - Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

В письме от 16 апреля 1963 г. С. Орем, сообщая о получении литфондовских денег, интересуется судьбой своей заметки для НРС о доме престарелых «Санта Рита», куда ему посчастливилось, наконец, попасть:

<...> 10.04 я послал Вам письмо с извещением, что деньги, ассигнованные мне Литфондом, я получил от, М.П. Авенбурга, предварительно переговорив с ним по телефону. Еще раз благодарю Вас за заботу и помощь. Что же касается моего репортажа о «Санта Рита», то я нарочно назвал его просто письмом из Аргентины, которое редакция НРС вольна не печатать или сокращать по своему усмотрению, но, конечно, не искажая его сущности. Поверьте, глубокоуважаемый Илья Маркович, я не искал этим письмом лавров, но хотел сделать приятное администрации «Санта Рита», которая лезет из кожи вон, чтобы сделать доброе дело, и, надо сказать правду, она его делает, <���хотя — М.У.>, может быть, не совсем уклюже. Но ведь все мы в общественной жизни научились ходить на 2-х ногах совсем недавно. Крепко жму руку, Ваш С. Орем.

Затем, 2 июля 1963 г., Орем сообщает:

Глубокоуважаемый Илья Маркович,

26 июня с<���его> г<���ода>я получил от Моисея Павловича Авенбурга письмо с извещением, что им получена от Вас некая сумма денег для передачи мне. Я тогда же снесся с ним по телефону, и мы условились о свидании <...>. К моему глубокому сожалению, я не мог лично побывать у него, т.к. наступившие холода, а главное сырость уложили меня в постель и, видимо, надолго. Вместо меня <...> проживающий здесь <...> весьма почтенный человек, в прошлом председатель союза инвалидов в Аргентине <...> побывал <...> у М.П. Авенбурга и получил у него для меня 2.375 арг<���ентинских> песо, что я, со своей стороны, подтвердил письменно Моисею Павловичу, принеся ему благодарность за любезность. Вас же, глубокоуважаемый Илья Маркович, я действительно не нахожу слов поблагодарить за Вашу добрую обо мне память и помощь, поддерживающую меня на поверхности жизни, пусть тусклой и постылой, но что поделаешь <...>. Премного благодарен и Литературному фонду, не отвратившему от меня своего отзывчивого сердца.

Крепко жму руку и шлю сердечный привет. Сергей Орем.

В письме от 18 сентября 1963 г. С. Орем сообщает об очередном получении денег и, что примечательно, выказывает, несмотря на сетования о потере интереса к писательству, острое журналистское чутье относительно актуального выбора «жареных фактов»:

Вчера получил от М.П. Авенбурга 3.375 арг<���ентинских> песо, пересланные Вами для передачи мне. Спешу Вас об этом известить и от всей души поблагодарить Вас и Литфонд за очередное щедрое пожертвование, единственно дающее мне возможность какого-либо существования.

Утратив решительно все позывные знаки для активной деятельности, я, тем, тем не менее, стараюсь возможно тщательно следить за актуальностью и, как ни странно, считаю, что в данный момент в центре мирового внимания должно стоять не китайско-советское столкновение, а перед Кристины Килер. В 21 год передом выжать консервативный кабинет 207. Это феноменально! Вот сейчас бы в НРС был бы к месту фельетон об англий<���ском> короле Эдуарде и американской еврейке Симсон 208. Тогда она ссадила его передом с престола по заказу Балдвина 209, а теперь Кр. Килер весь кабинет м<���инистр>ов. Крепко жму руку, душевно преданный Сергей Орем.

Самым большим и интересным по содержанию является письмо С. Орема от 29 сентября 1964 г., в котором он среди всего прочего дает И.М. Троцкому оценку как журналисту. Письмо начинается с обычного уведомления о получении денег от Литфонда и благодарности:

Вам (в первую очередь), глубокочтимому Марку Ефимовичу <���Вайнбауму — М.У> и всему Правлению Литфонда за помощь, позволяющую мне <...> на поверхности моря житейского. Я уже писал Вам, что НРС доходит до меня с большим опозданием <...>. Так что на сегодня я имею конечной датой <���экземпляр — М.У.> НРС от 5 августа. Прочел там 3 ваших статьи о

С.Ю. Витте: 1) «В гостях у С.Ю. Витте, 2) «Беседы с С.Ю. Витте», 3) «Граф С.Ю. Витте преподает мне уроки истории». Не знаю, может быть, были еще, но я до них не дошел. У меня нет никакого вкуса говорить Вам комплименты, но читал я эти статьи как едят десерт. У вас есть свой литературный почерк, резко отличающий Ваши статьи от статей современных журналистов новой формации. Разница в слоге и литературных приемах старого и нового журналиста так же велика, как различны ароматы <���неразб.> духов Coty или Houbigant 210<...>. В связи с Вашими фельетонами о Витте мне вспомнилось наше московское «Русское слово». Собирались мы все в редакции к 1 часу ночи. В это время звонил петербургский телефон. Говорил обычно И.И. Колышко («Баян»). Однажды он сообщил, что умер Витте. Тогда же говорили, что Витте болен сифилисом, а умер от нарыва в ухе. В эти годы пенициллинов или стрептомицинов не было, и больных лечили втиранием ртути и вспрыскиванием Bismut-а <���висмута — М.У.>. Ртуть разрушала хрящи. У Витте будто бы провалился нос и был заменен парафиновым. Верно ли это, не знаю. Но несомненно следующее: когда Витте был председателем комитета министров, одним из крупнейших революционеров был Хрусталев-Носарь 211. Он одновременно состоял и осведомителем Департамента Полиции, причем в целях получения содержания был проведен по статьям Нижнегородского <���так!> жандармского полицейского управления. Тогда же по рукам ходило четверостишие:

После смерти Хрусталева-Носаря место его в Нижнегородском <���так> жандармском управлении занял Лев Борисович <���ошибка, Давидович — М.У.> Бронштейн (Троцкий). Вы не удивляйтесь, такое двурушничество было в обычае революционных партий 212и делалось с их ведома и согласия 213.

Когда во время Февральской революции жандармские отделения были заменены «Комиссиями по обеспечению нового строя», архив нижнегородского отделения был доставлен в Москву, в камеру Прокурора Московской Судебной Палаты, откуда я и спер книгу секретных приказов <...>. Из нее я и почерпнул сведения о службе Хрусталя и Троцкого в охранке. Уезжал я с поездом «взаимного доверия» гетмана Скоропадского, на другой день после неудавшегося покушения Доры Каплан на Ленина 214. Невзирая на «взаимное доверие», поезд подвергался беспрерывным обыскам, т.к. Че-Ка подозревала, что атентатор 215попытается убежать с этим поездом. Предвидя подобную «петрушку», я оставил книгу секретных приказов <...> дома в письменном столе. Дальнейшая судьба ее мне неизвестна.