Юлий Циркин - От Ханаана до Карфагена

Фукидид говорит, что финикийцы стали жить в Мотии, Солунте и Панорме, поселившись вместе — ξυνοικισαντες. Это, однако, не означает, что до этого они не имели собственных поселений, а жили рассеянно среди туземцев, занимаясь там ремеслом и торговлей (Ильинская, 1987, 41, 48). Позже в Испании в условиях экономического и, может быть, политического кризиса финикийцы, жившие на средиземноморском побережье, покинули большинство своих прежних небольших поселений и сселились в три более значительных города — Малаку, Секси и Абдеру. Если иметь в виду существование отмеченных ранее семитских топонимов на востоке и юге Сицилии, можно предположить, что там существовали именно финикийские поселения.

Фукидид говорит, что финикийцы поселились на западе Сицилии, когда на остров прибыло много греков (πολλοι). И ионийская, и дорийская колонизация Сицилии была во многом вызвана аграрным перенаселением (Фролов, 1988, 170–171, 181), так что уже сразу эллинов на острове должно было быть относительно много, и количество их сравнительно быстро увеличивалось. Едва ли промежуток между первым появлением греков на восточном побережье Сицилии и отступлением финикийцев в ее западную часть был длительным.

Исследование хронологии греческой колонизации в Сицилии показывает, что первая греческая колония на этом острове — Наксос — основана в 724/3 г. до н. э., а в следующем году возникли Сиракузы, и далее колонии появляются в начале 20-х годах VIII в. до н. э. (Compernolle, 1960, 419, 429) — Вероятнее всего, именно этим временем надо датировать основание финикийских городов на западе острова. Самые ранние раскопанные могилы Мотии датируются концом VIII или самым началом VII в. до н. э. (Tusa, 1976, 596; Tusa, 1982, 103; Les Pheniciens, 1997, 238). Основание же города, естественно, относится к несколько более раннему времени. Мотия была расположена на небольшом островке площадью около 45 га, менее чем в одном километре от западного побережья Сицилии. Возможно, что сначала финикийцы заселили не весь островок, так как в его северной части располагался некрополь, а финикийцы обычно устраивали его вне города. Только позже, когда в первой половине VI в. до н. э. город был окружен стеной, перерезавшей старый некрополь, был устроен новый, уже на противоположном берегу Сицилии, в Бирджи. На юге острова находился порт Мотии, действительно позволявший установить удобную связь с Северной Африкой. Месторасположение Мотии полностью соответствует описанию тех мест Сицилии, где финикийцы создавали свои колонии или фактории (Thuc. VI, 2, 6).

Этому описанию соответствовало и месторасположение Солунта. Долгое время точное место было неизвестно, ибо этот город был разрушен сиракузским тираном Дионисием и позже восстановлен на другом месте. Новый Солунт находился на высоком мысе, хорошо защищаемом и дававшим возможность установить контакты прежде всего с Сардинией, где тоже обосновались финикийцы. Старый Солунт, вероятнее всего, находился поблизости от своего преемника (Les Pheniciens, 1997, 240–242), и действительно он был недавно найден на высоком мысе, выделяющемся в море (De Vido, 1998), следовательно, соответствовал условиям для поселения сицилийских финикийцев.

Местоположение третьего города, упомянутого Фукидидом, этим условиям не отвечает. Он располагался в глубине небольшого залива, обладал плодородными окрестностями и имел, по словам Диодора (XXII, 10, 4), самую прекрасную гавань во всей Сицилии. Такое несколько необычное для других финикийских поселений Сицилии положение позволяет предположить, что Панорм был основан позже двух других городов (Berard, 1957, 250–251), но в любом случае его основание было не позже середины VII в. до н. э. или много раньше (G. Charles-Picard, 1980, 15; Tusa, 1982, 99). Залив, по обеим сторонам которого были расположены Панорм и Солунт, открывал путь и в Италию, и в Сардинию. Таким образом, все три финикийских города Западной Сицилии были удобно связаны с другими территориями, где разворачивалась финикийская колонизация.

Неизвестно, сопровождалась ли концентрация финикийцев на западе Сицилии притоком новых колонистов. Правда, в Мотии в середине VII в. до н. э. происходят значительные изменения: строятся святилища, возникает ремесленный квартал, может быть, несколько позже создается тофет (Aubet, 1994, 204–205), но связано ли все это с прибытием новых иммигрантов или развитием самого города, в том числе естественным ростом населения, мы определенно не знаем.

Если в Сицилии можно говорить об изменении или, пожалуй, даже о сокращении сферы финикийской колонизации, то многие другие территории центра и запада Средиземноморья стали новыми районами колониальной экспансии финикийцев по сравнению с первым этапом. В первую очередь речь идет о небольших, но очень важных островах между Сицилией и Африкой. Обладание ими определяло господство в западносредиземноморских водах. Наиболее значительный из них — Мелита (совр. Мальта). Диодор (V, 12, 3–4) пишет, что это был богатый остров, имевший хороший порт и славившийся своими ремесленниками, особенно ткачами. На этом острове и находилась колония финикийцев, которые использовали его для ведения торговли вплоть до океана. Затем историк говорит о соседнем острове Гавлосе (нынешний Годзо), также имевшем хорошую гавань, на котором тоже была финикийская колония. Раскопки на Мелите показали, что местный вариант финикийской культуры имеет мало сходства как с сицилийским, так и с африканским вариантами: Финикийцы, поселившиеся на этом острове, скорее поддерживали связи с греками из Восточной Сицилии, чем с соотечественниками из Западной (Воnnаnо, 1988, 425). Зато обнаружены ясные черты сходства финикийского материала Мелиты с находимым на крайнем западе финикийского мира — в Испании и западной части Северной Африки, с одной стороны, и Кипром, Финикией и Палестиной — с другой (Ciasca, 1978, 74–75; Ciasca, 1982, 141–148; Acquaro, 1987, 126–127; Aubet, 1994, 206). Это подтверждает слова Диодора о роли Мелиты в торговле между востоком и крайним западом Средиземноморья. Мелита в первую очередь играла роль промежуточной базы в восточно-западных контактах (Воnnаnо, 1988, 421–422; Les Pheniciens, 1997, 256).

Однако пока самые древние следы финикийского присутствия находятся не на побережье, а во внутренней, наиболее высокой части острова: там самые ранние могилы датируются второй половиной VIII в. до н. э. (Aubet, 1994, 206; Said-Zamit, 1997, 165, 176), а для следующего века можно говорить уже о достаточно стабильном поселении финикийцев (Ciasca, 1982, 139–140). Второй район обоснования финикийцев на Мелите — окрестности залива Марсакслокк на юго-западном берегу острова. Там существовало знаменитое святилище Астарты, восходящее к VIII–VII ив. до н. э. (Parrot, Chehab, Moscati, 1975, 197). Может быть, как в Китии, именно этот храм был центром объединения местных финикийцев. Как и храм в Китии, он не был создан финикийцами на пустом месте. Задолго до прибытия тирийцев здесь существовало значительное местное святилище, посвященное, по-видимому, богине плодородия, которая была воспринята финикийцами как местная разновидность Астарты. Финикийцы обосновались здесь не позже конца VIII в. до н. э. (Moscati, 1992, 86). Их колонизацию на Мелите отличает одна очень важная черта: финикийцы селились в уже существующих туземных поселках или, по крайней мере, в зонах, сравнительно плотно населенных туземцами (Ciasca, 1982, НОНІ, 149–150).