Юлий Циркин - От Ханаана до Карфагена

Говоря об основании Гиппона, Хадрумета, Лептиса и других городов, Саллюстий (lug. 19, 1) замечает, что, вскоре увеличившись, одни стали оплотом, другие — украшением для тех, кто их создал. Выражение римского историка praesidium надо сопоставить со словами Исайи (23, 11) о существовании его, т. е. Ханаана, твердынь ( z‘gyh ) и с финикийским названием Гадеса — Гадир (укрепление, укрепленное или огороженное место). Перед нами целая сеть «твердынь», основанных тирийцами. Поскольку они были, по словам Саллюстия, оплотом для своих основателей ( originibus suis ), то ясно, что быть от них независимыми они не могли.

Во втором римско-карфагенском договоре, заключенном в середине IV в. до н. э., общинами, официально равноправными с Карфагеном, но в действительности ему подчиненными, названы Утика и тирийцы (Polyb. III, 24, 2–3). Нет смысла полагать, что в то время, когда персы господствовали над всей Финикией (см. ниже), тирийцы могли входить в Карфагенскую державу. С другой стороны, ни Гадес, ни другие финикийские города Южной Испании, которые в то время явно находились под властью финикийцев, в договоре не упомянуты. Поэтому логично предположение, что в данном случае речь идет об испанских финикийцах (Blanco Freijeiro, 1967, 193). Общее название «тирийцы» не мешало тому, что граждане каждого города называли себя и особо: «горожане Гадеса», «горожане Секси». Общее же наименование, видимо, восходило к тем временам, когда южноиспанские города были такой же частью Тирского государства, как и жители материковых территорий этого государства в самой Финикии. Гораздо позднее в таких карфагенских официальных документах, как договор Ганнибала с македонским царем Филиппом V (Polyb. VII, 9), колонии Карфагена (в отличие от других элементов Карфагенской державы) совсем не упомянуты. Поэтому вполне возможно, что понятие «господа карфагеняне» в этом договоре охватывает граждан и самого Карфагена, и его колоний. Это могло быть общетирской (и метрополии, и Карфагена) практикой.

В пророчестве Исайи (23, 1–14) Таршиш фактически стоит на одном уровне с Киттим-Кипром. О гибели Тира будет возвещено таршишским кораблям из земли Киттийской; после гибели Тира надо будет переселяться в Таршиш, а при известии о повелении Господа разрушить Тир необходимо уйти в Киттим, хотя и там не будет переселенцам покоя. В то же время известно, что кипрские колонии Тира зависели от метрополии: правитель кипрского Карфагена называет себя слугой царя Хирама, а того — своим господином (KAI, 31). По-видимому, можно говорить, что и южноиспанские колонии Тира зависели от царя.

Как и на первом этапе финикийской колонизации, значительной была роль храма (Bunnens, 1979, 282–285; Culican, 1991, 488; Aubet, 1994, 140–142). Прежде всего это были храмы Мелькарта. Мель-карт — царь города, владыка Тира — Баал Цор (KAI, 47) — был главным покровителем Тира и тесно связан с царской властью (Baurain, Bonnet, 1992, 66–68; Lipinski, 1995, 226–243; Lopez Castro, 1995, 82–84). Именно он выступает и покровителем колонизации. Недаром сказание о его гибели в Испании связано с дальним походом (Sallust. lug. 18, 2–3). В греческой части двуязычной надписи (KAI, 47) финикийскому Баал соответствует «архегет» — предводитель — такой эпитет подходит богу, покровителю дальних походов и основателю колоний. В греческой мифологии такую роль играл Аполлон, которого Фукидид (VI, 3) называет так в связи с основанием Наксоса в Сицилии, а Пиндар (Pyth. V, 60–61) — с основанием Кирены в Африке. У Элия Аристида (Or. 27, 5) имеется рассуждение о различии функций Аполлона как экзегета и как архегета: в первом случае он выступает как посылающий основывать новые города, а во втором — как непосредственный основатель, ойкист (Lombardo, 1972, 69–70). В свою очередь, это было предопределено связью между колонизацией и царями Тира. Культ Мелькарта играл важную роль в Испании, на Кипре, Сицилии, Сардинии, Мальте (Lipinski, 1995, 234–238). Конечно, только на основании существования культа Мелькарта и даже его выдвижения на первый план нельзя говорить о зависимости того или иного города от Тира, но в совокупности с другими данными это очень важно.

Таким образом, можно предполагать зависимость тирских колоний от метрополии (Bunnens, 1979, 285–286; Huss, 1990, 14) и, следовательно, от существовавшей Тирской колониальной державы. Косвенным доводом в пользу ее существования в центре Средиземноморья является следующее соображение. Уже говорилось, что финикийцы считали нечестием воевать против своих колоний, а карфагеняне почитали тирийцев как своих родителей. По-видимому, это распространялось и на отношения внутри тирского колониального мира. Рассматривая тирские колонии как часть метрополии, карфагеняне воздерживались от включения их в свою орбиту. Но, когда (об этом будет сказано позже) Тирская держава распалась, карфагеняне сочли себя свободными и перешли к агрессии против своих соотечественников в Сицилии и Сардинии (Moscati, 1989, 32–39).

Наличие Тирской державы отвечало общим представлениям, существовавшим на Востоке, когда колонии рассматривались как составные части государства-метрополии. В таком случае господство над метрополией рассматривалось и как господство над ее колониями. Только так можно объяснить утверждение Асархаддона после подчинения Тира, что к его ногам преклонились все цари середины моря от страны Иа-ад-на-на, т. е. Кипра, до Тар-си-си, Таршиша (ANET, 290–291). Страбон (XV, 1, 6) со ссылкой на Мегасфена говорит о походах до Геракловых Столпов вавилонского царя Навуходоносора и египетского фараона Тахарки. Источником Мегасфена, приближенного царя Селевка Никатора, были какие-то восточные предания. Они оправдываются установлением власти Навуходоносора над Тиром (см. ниже) и претензиями, хотя и не реализовавшимися, Тахарки на господство в Передней Азии (Bunnens, 1979, 286).

Как конкретно осуществлялась власть царя в колониях, точно неизвестно. На Кипре в Карфагене засвидетельствован сокен, называвший себя рабом царя Хирама (KAI, 13). Этот сокен — явно лицо, которое от имени царя, слугой которого он является, осуществляет администрацию и суд в этом кипрском городе, что свидетельствует о довольно жестком контроле тирского царя над кипрской колонией.

В западных колониях Тира такой чиновник пока не засвидетельствован. Учитывая скудость эпиграфических находок, нельзя утверждать, что такового не было. Может быть, действительно наличие сокена и соответственно жесткого контроля над колониальным городом объясняется близостью Кипра к метрополии. Позже карфагенские колонии находились под контролем карфагенского представителя, называемого «тот, кто над общиной» (Шифман, 1963, 65, 97). По Аристотелю (Pol. II, 9, 1273b), карфагеняне посылали людей в города. Было доказано, что в данном случае речь идет о посылке не колонистов, а управляющих (Доватур, 1965, 32, 335, З6З). Если карфагеняне заимствовали такую практику из метрополии, то можно думать, что и Тир отправлял в колонии своих представителей.