Иван Лучицкий - Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Таково было настроение двух, наиболее могущественных слоев населения. Стремление восстановить свои права и вольности, попираемые властью, недовольство ее действиями, заключенным миром, грабежами правительственных чиновников, развратом двора, истощением средств страны, возбуждало и знать, и буржуазию и подвигало их к неповиновению, к восстаниям. Страна, повиновение которой казалось вполне обеспеченным, правительство которой было установлено на таких прочных основах, находилась в состоянии полного разложения. «Все сословия, — говорил Лопиталь нотаблям, собравшимся в Фонтенбло, все сословия в волнении, дворянство — недовольно, народ — обеднел и потерял в значительной мере ту ревность ту добрую волю, которые он всегда питал к своему королю… Умы дурно расположены к королю, большинство недовольно настоящим, из честолюбия возбуждает смуты» [185] L'Hospital M. de. Oeuvres inédites / Ed. J. S. Dufey. T. I–III. P., 1824–1825. T. I. P. 339–340. .

Но указанными двумя сословиями не исчерпывалась вся та сила, которою могли располагать недовольные существующим порядком вещей. Жителям городов и особенно знати, нетрудно было найти сильную поддержку в людях, которые лично не были заинтересованы в политических тенденциях, заявляемых лучшими людьми из среды знати и городов, но которые готовы были по первому призыву явиться с оружием в руках на помощь кому и чему угодно, лишь бы впереди виднелась надежда поживиться насчет ближнего. То были шайки, состоявшие из сброда самых разнородных личностей, связанных в одно целое общностью интересов. Между членами любой шайки можно было встретить крестьян, солдат, беглых каторжников «со знаками лилии на плечах», «висельников, спасшихся от суда», обедневших дворян, даже священников и монахов. «Все они представляли сброд оборванцев, в рубашках с длинными и широкими рукавами, какие носили некогда цыгане и мавры, в рубашках, которые не снимались по два, по три месяца, и обнажали заросшую волосами, косматую грудь, в изорванных штанах, с длинными всклокоченными волосами, покрывавшими обрезанные властью уши, с громадною бородою, отпущенною для внушения страха врагам» [186] « D’autres les ont appelés aventuriers de guerre, et aussi que tels les trouverez vous mesmes dans les vieux romans… et Dieu sait comment représentés et habillés, plus à la pendarde vraiment… qu’ à la propreté portant les chemises à longues et grandes manches, comme Bohemes de jadis et Mores, qui leur duraient vetues plus de deux et trios mois sans changer… montrant leur poitrines velues et toutes descouvertes, les chausses plus bigarrées, descoupées, déchiquetées et balafrées, usant ces mots et la plupart montraient la chair de la cuisse, voire des fesses; l’étaient la plupart gens de sac et de corde, méchants garnements échappés à la justice, et surtout force marques de la fleur de lys sur l’epaule, essorillés, et qui cachaient les oreilles, à dire vrai, par longs cheveux hérissés, barbes horribles, tant pour cette raison que pour se montrer effroyables, à leurs ennemis » (Brantôme P. de). Цит. в кн.: Воnnemère Е. Histoire des paysans depuis la fin du Moyen âge. T. I–II. P. 1856. T. I. P. 473–474. . Для этих людей, по большей части отверженных обществом, гонимых и преследуемых властями, не было ничего святого, ничего заветного. То были «авантюристы, гулящие, праздные, потерянные, преданные всевозможным порокам люди, воры и убийцы, грабители и насилователи женщин и девушек, безбожники и богохулители, жестокие, бесчеловечные, обратившие пороков добродетель, хищные волки, вредящие всем и каждому, люди, привыкшие пожирать народ, отнимать у него все имущество, бить, умерщвлять, выгонять из дому крестьян, угнетать их с такою жестокостью, о которой не могли бы и подумать даже турки или неверные» [187] Ibid. T. I. P. 473. Cp.: Isambert A. Recueil général… T. XII. P. 269–272, 535–540, 713, 817; T. XIII. P. 509. .

Подобные шайки существовали издавна во Франции, то под именем Cotteraux и Brabançons в XIII в., то как grandes compagnies в XV в., они не переставали наводнять Францию. При Франциске I они стали увеличиваться, сделались смелы и решительны. Страшное разорение крестьян от налогов, барщины и самых разнообразных поборов со стороны сеньора, of голода и неурожаев, разорение, опустошавшее целые провинции (как например, Нормандию), страшные расходы казны то на войны, то на постройку здания, то на пиршества и турниры, то на любимцев и всякого рода femmellettes , что отнимало у короля возможность платить войскам жалованье. Образование из крестьян военных отрядов, francs archers , которые получили название «неблагородных сынов и ренегатов земли» [188] « Fils ingrats, paysans d’hier, renégats de la terre » (Bonnemère E. Histoire des paysans… T. I. P. 464). О солдатах вообще отзывались так: « Le nom de gens d’armes est tant estimé, qu’il semble, quand on en parle, que ce soit l’ennemi de Dieu et de la nature » (Ibid. P. 456). , наконец, любовь и привычки к грабежам со стороны дворянства — пополняли ряды шаек, этих mille diables , как их называли в XVI в. [189] Если y этих разбойников спрашивали: откуда они или куда шли, они отвечали « du diable » или « au diable ». Отсюда и название « mille diables »: Bonnemère E. Histoire des paysans… T. I. P. 472. Ни одна провинция не могла считать себя безопасной от их вторжений и грабежей. История Берри, Перигора, Пуату, Анжу и многих других областей представляет целую массу случаев разбоя, направленного преимущественно на монастыри и духовенство [190] Raynal L. Histoire du Berry depuis les temps les plus anciens jusqu'en 1789. T. I–IV. P.; Bourges, 1844–1847. T. III. 2 part. P. 295 ff. — В книге, где приведен любопытный пример отношений этих шаек к духовенству: «L'aumonier… se vit contraint de donner une cédule sur un drapier de Neuvy, pour l’accoustrement et habillement d’une paillarde desdicts aventuriers». Bourdigne J. de Chroniques d’Anjou et du Maine. Lachèse, 1842. P. 338–339; Les Annales d’Aquitaine, faicts et gestes en sommaire des Roys de France, et d’Angleterre, et pays de Naples & de Milan jusqu’en 1557 / Ed. J. Bouchet. Poitiers, 1557. P. 552–553; Royer B. Histoire d’Anjou. Angers, s. a. P. 396–398; Journal d’un bourgeois de Paris / Ed. J.-A. Buchon. P., 1827. P. 36, 116, 199, 152, 168, 176, 249 etc. . Напрасно короли издавали грозные указы, напрасно крестьяне поднимались толпами и шли на этих с оружием в руках, напрасно парламенты принимали меры строгости — зло не уменьшалось, количество бродящих людей увеличивалось, и они постепенно сформировались в отряды, под предводительством таких личностей, как капитан Мерль, гроза Оверни, или Лизье [191] Imberdis A. Histoire des guerres religieuses en Auvergne pendant les XVle et XVIIe siècles. P., 1840. P. 137, 262, 288: «Les regrets de deux ou trios camarades de guerre, les maledictions des familles qu’il avait persécutées ou ruinées… composèrent l’oraison funèbre du fameux capitaine». См. в кн.: Monlezun Histoire de la Gascogne depuis les temps les plus reculés jusqu’à nos jours. T. I–VII. Auch, 1846–1850. T. V. P. 397. Он был «воином Фортуны, сыном колбасника из Монтобана» (« soldat de fortune, fils d’un charcutier de Montauban »). , отряды, послужившие для знати могучею опорою в ее борьбе с властью и оставившие после себя долго неумирающую память в народе [192] Aujourd’hui encore. S’il est question d’un de ces soldats de fortune qui ont conquis un grade elevé a force de bravoure…, les paysans exprimenet leur admiration en s’écriant: c’est un fameux Merle» (Imberdis A. Histoire des «uerres religieuses en Auvergne… P. 289). .

С такими-то людьми, с недовольною знатью, подкрепляемою разбойничьими шайками, с раздраженными горожанами, с неудовольствием значительной массы населения, пришлось королевской власти иметь дело, и пришлось в то время, когда силы власти значительно ослабели, когда благоприятное время для устранения взрыва уже прошло. Вначале слабые, разрозненные, без общего плана и цели, проникнутые вкорененным издавна чувством уважения к особе короля, элементы оппозиции с течением времени стали укрепляться, увеличиваться, и, наконец, постепенно сформировались в целую партию. При Франциске I зло еще не было велико. Деспотические замашки власти, притязания неограниченно располагать силами и средствами страны, ряд мер, имевших целью ослабить и знать, и город, в значительной степени умерялись и личным характером короля, его храбростью, рыцарскими наклонностями, и тою благосклонностью, которую он оказывал провинившимся подданным (как, например, в Рошели, после бунта), умением вовремя простить преступление, наконец, теми колебаниями, которые обнаруживались в политике короля (как, например, в отношении к протестантам). Неудовольствие знати было ослаблено надеждою отличиться на поле брани, неудовольствие горожан и народа надеждою реформ в духе старых привилегий.