Владимир Петрухин - Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Особую проблему представляет возникновение сети погостов и дружинных кладбищ на племенных территориях. Общим местом советской историографии было представление о том, что большая часть курганов в Гнёздове принадлежит местным кривичам, в Тимерёве (на Верхней Волге) — финнам и т. п. Но финны не знали курганного обряда. В Гнёздове же отсутствуют сами длинные курганы, приписываемые кривичам; В. С. Нефедов (2012) исследовал динамику взаимодействия поселения в Гнёздове с окружающей культурой длинных курганов: в Х в. носители этой культуры — кривичи — предпочитали не селиться поблизости, но могли появляться, судя по находкам артефактов и даже производству их, в самом Гнёздове (статусе неких изгоев? — ср. Нефедов 2012. С. 282–284). Шестовица (и даже Чернигов с его княжескими и дружинными курганами) также располагаются вне зоны распространения роменских древностей северян (ср. Седов 1982. С. 135–136; Комар 2012б. С. 155–158). Вероятно, эти центры располагались вне зон концентрации «племенных» поселений на «заимках» (ср. др. — рус. термины «заимка, займище» в средние века означавшие отдельное от основного поселения угодье (усадьбу), места для постоя войска, и т. п.), но на важных речных магистралях, обеспечивающих контроль над данниками и регулярные контакты как с русской столицей, так и с «заморьем».

Погосты были местами концентрации богатств — «прибавочного продукта», воплощенного в кладах и богатых комплексах дружинных курганов. Концентрация богатств (но не земельной собственности) была основой государственного «бюджета» в архаическом обществе, в том числе в начальной «дружинной» Руси: «Сребром и златом не имам налѢсти дружины, а дружиною налѢзу сребро и злато» (слова, приписанные Владимиру — ПВЛ. С. 65). Эта максима оставалась актуальной и в эпоху становления княжеского домениального хозяйства во второй половине XI в. при Ярославичах: в 1075 г. утвердившийся в Киеве Святослав Ярославич демонстрировал немецким послам «богатьство свое. Они же видѢвше бещисленое множьство, злато, и сребро, и паволокы, и рѢша: «Се ни въ что же есть, се бо лежить мертво. Сего суть кметье луче. Мужи бо ся доищють и болше сего»» (ПВЛ. С. 85).

Кто, помимо элиты — княжеской дружины, составлял население (основное население) погостов, если то не были кривичи в Гнёздове, финны в Тимерёве и северяне в Шестовице? В первой статье Русской правды (см. Заключение) княжим правом начала XI в. защищаются в равной степени дружинники — русь (русины), словене — жители Новгородской земли и Русской земли в широком смысле (?), наконец, изгои. Почему изгои оказались столь социальной значимой категорией населения Руси? Дело было не только в том, что эти люди, отказавшиеся от традиционных родоплеменных связей, могли рассчитывать только на защиту новой государственной власти, но и в том, что сама эта власть нуждалась в поддержке изгоев, примыкавших к дружине. Эта ситуация была, как показал Питер Голден (Golden 2010. VII. P. 1–20), характерной для всей средневековой Евразии: дружины в средневековых государствах — от империи Карла Великого до мамлюков Египта — включали выходцев из разных социальных слоев и стран.

Слово «погост» вслед за этимологической работой А. А. Потебни (1883) понималось как «стан для дружины, собирающей дань, полюдье» (ср.: Пресняков 1993. С. 309–310). В средневековой Руси погосты превратились в центры сельской округи (нескольких деревень), где рядом с сельской церковью располагалось кладбище — на него было перенесено название «погост». Проблема заключалась в том, что сам термин воспринимался как обозначение пункта, где «гостит» — временно пребывает дружина, но некрополи вокруг упомянутых поселений свидетельствуют, что дружина стояла там постоянно. Суть дела здесь в значении древнерусского термина «гость», относящегося не только к купцам, занятым международной торговлей. Сведения о них обнаруживаются уже в договорах руси с греками: права русских гостей защищал уже договор Олега (ПВЛ. С. 17). Существенно, что гости были членами княжеской дружины наряду с послами («слы» наделялись по договору Игоря 944 г. золотыми печатями, гости серебряными. — ПВЛ. С. 24). Естественно, гости останавливались на погостах, будучи участниками контролируемой княжеской властью международной торговли.

С.Б. Веселовский отмечал, что на Смоленщине «большая дорога, в отличие от малых проселочных дорог, называется гостинцем» (Веселовский 2008. С. 35–36). Но «гостьба» не сводилась к торговым мероприятиям — она была связана с перераспределением тех богатств, которые концентрировались в становящейся на Руси городской сети (ср.: Ключевский, т. 1. С. 141; праслав. *gostitva — «угощение, званый пир», вид повинности в польском Поморье — ЭССЯ, вып. 7. С. 66). Более того, слово «гость» в контексте естественного языка означало и явившегося в свой мир чужака: в ПВЛ они упоминаются как раз в связи с конфликтом между мятежными древлянами, убившими князя Игоря, и его вдовой Ольгой, которую их «лучшие мужи» явились сватать за своего князя Мала. Узнав о сватах, Ольга сказала: «добри гостье придоша» (ПВЛ. С. 27). В традиционной славянской (праславянской) культуре концепт «гость» означал и свадебный поезд, и сватов; так могли называть и умерших предков, которых зазывали в дом на поминальную трапезу (см. Невская 1993; СД, т. 1. С. 531–533; ЭССЯ, вып. 7. С. 66–69).

Из контекста летописного сообщения очевидно, что «места и погосты» были основаны Ольгой по всей земле: из городов, помимо Киева, названы Новгород и Псков, что, видимо, подчеркивало подвластность Северной Верхней Руси Киеву, из важнейших речных магистралей, на которых стояли места и погосты, — Днепр, Десна, Мста. В. Л. Янин (2004. С. 127–130) обратил внимание на то, что среди этих речных путей не названы Волхов, Ловать, Шелонь. Видимо, эти речные магистрали были давно «освоены» княжеской властью: помимо Новгорода, на Волхове располагались Ладога и Городище; на Ловати также известен Городок — поселение X в.

При обсуждении того, как соотносятся системы полюдья и погостов,

В. Л. Янин отметил, что погосты распространены были по преимуществу в Новгородской земле, а кроме того — в Смоленской (судя по документам Смоленской епархии XII в.) и Ростово-Суздальской (летописные свидетельства о погостах, начиная с восстания волхвов в 1071 г.). Таким образом, система погостов оказывается распространенной в областях, где некогда жили словене, кривичи и меря — племена, призвавшие варягов. Эта мысль представляется чрезвычайно интересной: действительно, поселения, которые можно связать с деятельностью дружины первых русских князей, — Новгородское Городище, Тимерёво и др. в Верхнем Поволжье, наконец, Гнёздово в Верхнем Поднепровье — расположены на землях словен, кривичей и мери. И Гнёздово, и верхневолжские погосты были центрами «окняжения» окрестных земель. Это видно, в частности, по дальнейшему распространению древнерусских курганов XI–XII вв. по Владимирскому ополью и т. д. Крупнейший древнерусский некрополь в Гнёздове отмечал важнейший для Русского государства пункт на пути из варяг в греки, между Новгородом и Киевом. Но системы погостов и полюдья нельзя признать полностью альтернативными: полюдье с кривичей собирал киевский князь.