Коллектив авторов - Незримый фронт Отечества. 1917–2017 [Книга 1]

Резкий свет осеннего дня, показавшегося ярким весенним, ударил в глаза. Солнечный диск, пробивавший с трудом облака, отражался вспышками в льдинках, плывших по Неве, и в покрывавшей берег изморози. Обстрела не было. Была возможность на минуту, прислонившись к бревну блиндажа, оглядеться вокруг.

Под обрывом по всей шестиметровой в ширину полоске песка, камней и гальки двигались люди. Одни, не доходя до восьмого полка, сворачивали налево в свои ходы сообщения, другие по берегу тащили оружие, ящики с боеприпасами, мешки с продуктами, подсобный крепежный материал для дзотов, санитарных, командных пунктов, все глубже и шире врываемых в берег по мере прибытия новых частей.

Береговая полоса, порой до половины омываемая набегающими волнами, была завалена искореженным оружием. Из заполненных водой воронок, местами затянутых первым ледком, высовывались кожухи и стволы разбитых пулеметов и минометов; рядом разбросанные взрывами веером валялись гильзы снарядов, рваные массивные осколки, даже корпуса неразорвавшихся мин. Повсюду вдоль этого приречного «проспекта», прозванного бойцами «Невским», лежали закоченевшие трупы. Ветер гонял по пляжу вату, обрывки промасленной бумаги, шапки, растрепанные пачки из-под «Звездочки» и «Норда».

В нескольких метрах, пересекая песчаную отмель, из оврага, расколовшего крутую стену берега, вытекал, местами тоже прикрытый перемычками тонкого льда, ржавый ручей, пробивавшийся, видно, из синявинско-мгинских торфяников.

Пониже ручья на отмели, почти напротив КП полка, за подбитыми танками две девушки-санинструкторы или лекпомы забрели в воду, насколько хватало голенищ, и краснющими от холода, почти негнущимися руками мыли кальсоны и рубахи, тут же ножницами разрезая на узкие мокрые полосы. Одна носила тряпицы к блиндажу полкового пункта медпомощи и закрепляла на проволоке, натянутой по торцам наката. Полоски-бинты были белые, желтые, даже красные, нарезанные из полотнищ, по-видимому, предназначавшихся для флагов и лозунгов, но каким-то путем попавших на «пятачок». «Должно быть, из имущества четвертой морской бригады, — подумал политрук, — прибывшей сюда, как говорили, со всем своим скарбом. Бригады, от которой в живых, по слухам, остались лишь юнги». Ветер размахивал концами полос, создавая картину украшенного тряпками алтайского чума. Казалось, выскочит сейчас из чума шаман с бубенцами и пустится в погребальный пляс.

Вместо шамана вблизи оказался темноволосый молодой военврач, по лицу — человек с востока, с измятой вдрызг фуражкой в руке.

— Тоня! — укоряюще прикрикнул он, — Тоня Пучкина, немедленно снимите отсюда вашу выставку! Демаскируете с воздуха!

Одна из девушек ответила не менее резко:

— Но, Урусхан Татарханович, у нас не осталось ни бинтика. Если все это не высохнет, мы не знаем, что будем делать…

Однако, прервав свою стирку, обе побежали срывать «бинты» с проволоки, и, как назло, в тот же самый миг рядом в воду со свистом шлепнулась и, подняв столб воды и песка, квакнула гигантской лягушкой мина. Побледневший, как марля, врач бросился к девушкам. К счастью, они не пострадали.

— У вас, как я вижу, немало сынов Кавказа, — заметил Белозеров, обращаясь к Беридзе.

— Да нэ, — ответил тот, — это ППМ [50] ППМ — Полковой пункт медпомощи. девятого полка. Мы з ними сасэди. Красывые дэвушки! А ваабщэ, как гаварытся, здэсь ваюют всэ. Болше русских, но и грузины, и асэтины, и бэларуссы, казахи, узбэки — всэ хароший народ! Ну что же, пашли, таварищ палытрук? — Беридзе снял каску и засунул за камень под стенку КП. — Савэтую то же сдэлать и вам. Этот катэлок, — он постучал по каске, — когда папалзом, станэт только мэшать, да и далэко, далэко блэстит прэлэстной краской. — С этими словами белозубый Беридзе вытащил любимую кубанку, залихватски надел ее и, подмигнув Белозерову, зашагал в овраг.

— Сэйчас нэдалэко будэт ход сообщэния. Па нэму пайдом да дароги. А оттуда уже палзком. Вот здэсь у камней можэте падняться и заглядеться, как гава-рится, на полэ боя. Только нэ высовывайтесь. Чуточка-чуточка из-за камнэй. А я пакурю.

Белозеров по скользкой земле с трудом взобрался к груде валунов, расколотых то ли водой и временем, то ли снарядами. Залег между ними.

Впервые ему представился отбитый у немцев микроплацдарм. Безжизненное внешне, с вздыбленными пластами торфа, дымящееся на всем протяжении пространство. Массивы темно-рыжей земли с выкорчеванными взрывами корневищами, похожими на спрутов, сваленными на бок. Их догоравшие толстые щупальца из-под дыма подмигивали жутковатыми огоньками. Переломанные кости деревьев торчали из обугленных ран земли.

В полукилометре от видимого края «пятачка» еще стояли во весь мачтовый рост три сосны, опаленные, но державшие обгорелые остатки крон, как черные флаги. Белозеров не знал, что эти сосны с неделю станут служить ориентиром для направления атак полка, пока не превратятся в пепел.

На левом фланге, в районе ГЭС короткими фразами переругивались два пулемета. Будто фанера, ломаемая через колено, потрескивали одиночные выстрелы снайперов с обеих сторон.

Политрук спустился в овраг. Через несколько шагов зигзагами потянулся ход сообщения. Беридзе, пригнувшись, быстрым шагом шел впереди, перепрыгивая через трупы, лежавшие вдоль и поперек. Несмотря на легкую изморозь запах столь длинной открытой могилы вызывал тошноту, велел подчас задержать дыхание. Правда, это спасало мало, поскольку погибшие — и наши, и немцы — меньше устилали даже ход сообщения, чем все поле, где он был прорыт.

— Ну вот, товарищ политрук, и начало «далины смэрти», — выдохнул Беридзе, показав на тупик хода сообщения, как бы специально укрепленный снизу доверху булыжником. Каменное основание проходившей поверху шоссейки, перегораживавшей траншею, не поддавалось шанцевому инструменту, а потому бойцы не могли соединить этот ход сообщения с тем, что упирался с другой стороны в ту же перемычку. Никому не пришла, видно, мысль заложить под нее взрывчатку и рвануть во время обстрела. А может, просто не успевали. Командиры, как и бойцы, выбывали из строя в темпе сброшенных шашек при игре в поддавки.

— Чтобы папасть на лэвый фланг, — говорил Беридзе, — абапритэсь обэ-ими нагами в стэнки акопа и лэтитэ черэз дарогу вныз галавой. Абэзательно вныз галавой, ввэрх нагами. Ноги — нэ галава, успэет задэть, ну и хрэн с ними. Лэтите смэлей, там падушка мягкая, — с горькой иронией добавил Беридзе, — а сейчас слэдуйте за мной, будэм ползать па далинэ направо.

Белозерову в тот же день, часа через три, пришлось испытать «полет» через шоссейную перемычку вместе с майором Кирилловым. Первым кувыркнулся командир полка. Как только его тело мелькнуло над дорогой, резкое «фьюить» пронеслось над ним, и пуля, вблизи срикошетив о камень, с зудением осы пронеслась над траншеей. Политрук, напружинившись так, как никогда и не считал возможным, оттолкнулся изо всех сил и полетел через дорогу вниз головой и вперед руками. «Фьюить» разрезало воздух тогда, когда он упал на заиндевевшие тела менее удачливых однополчан, лежавших в «месте приземления» грудой. Майор, ожидавший его привалившись к стенке окопа, вполголоса сказал: «Ну вот, и первое вам крещение».