Адриан Голдсуорси - Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда

Цезарь встретился с Цицероном по пути из Брундизия. Встревоженный оратор испытал облегчение и благодарность при виде теплого приветствия, за которым последовало немедленное прощение и предложение вернуться в Рим. Цезарь был наделен полномочиями для объявления войны и мира и наблюдения за выборами всех старших магистратов. Хотя Цезарь вернулся в Рим лишь в начале октября, он решил воспользоваться этим последним правом и назначить магистратов на оставшееся время года. В качестве консулов он выбрал Квинта Фуфия Калена и Публия Ватиния — того самого, который в 59 г. до н. э. на посту трибуна обеспечил ему командные полномочия в Галлии. Оба некогда служили его легатами. Другие магистратуры, а также ряд жреческих должностей, оказавшихся вакантными из-за потерь, понесенных в последние несколько лет, тоже достались его сторонникам. Сомнительно, что у новых магистратов было достаточно времени для серьезных дел, но Цезарю предстояло вознаградить многих людей за их преданность, и он не хотел утратить хотя бы часть своей репутации очень щедрого человека. На следующий год он создал десять преторских должностей вместо обычных восьми. Сам он предпочел сложить полномочия диктатора и был избран консулом в третий раз; еще одной из почестей, принятых на голосование в сенате во время его отсутствия, было право занимать верховный пост пять лет подряд. Своим коллегой он выбрал Марка Эмилия Лепида, более известного своей преданностью и надежностью, чем большими талантами и воображением. Возникает искушение рассматривать этот выбор как свидетельство того, что Марк Антоний впал в немилость из-за своего поведения в прошлом году. Возможно, в этом есть доля истины, но следует отметить, что Цезарь должен был вознаградить других людей и не хотел назначать кого-то одного своим постоянным заместителем [6].

Бунтарские настроения в армии не успокоились после известия о возвращении Цезаря в Италию, потому что обиды копились слишком долго. Он послал Саллюстия — будущего историка, недавно избранного претором на следующий год, — для переговоров с войсками, но тот подвергся нападению толпы и едва смог спасти свою жизнь. Бунтовщики выступили из лагеря в Кампании по направлению к Риму. Трибуны и центурионы, стоявшие во главе мятежа, собирались добиться новых уступок и обещаний еще больших наград в будущем. Они знали, что Цезарь скоро отправится в Африку для борьбы с оставшимися сторонниками Помпея, и считали, что потребность в войсках сделает его более сговорчивым. Сомнительно, что легионеры, как и большинство их командиров, имели какие-то ясные цели, кроме сильного, но не направленного лично против Цезаря ощущения несправедливости. Цезарь предпринял некоторые меры для защиты Рима в случае худшего исхода, но внешне оставался спокойным и, несмотря на советы некоторых членов своего штаба, лично отправился на встречу с легионерами. Последние встали лагерем в пригородах Рима; Цезарь неожиданно въехал в лагерь и поднялся на помост, обычно сооружаемый у штаб-квартиры. Когда стало известно о его прибытии, солдаты столпились вокруг в напряженном молчании. После вопроса о том, чего они хотят, легионеры перечислили все тяготы своей долгой службы и напомнили ему об обещаниях, сделанных за последние годы. Наконец они потребовали всеобщей демобилизации; судя по всему, это служило завуалированным напоминанием о том, что без них ему не обойтись в новой кампании и он больше не может воспринимать их преданность как нечто само собой разумеющееся. Ответ Цезаря был спокойным, но прозвучал тем более грозно. В прошлом солдаты всегда были для него «соратниками», но теперь он назвал их «гражданами» ( Quirites) и сообщил, что готов освободить их от службы, если они этого желают. Солдаты были потрясены хладнокровием и небрежным тоном своего полководца, а между тем он мягко заверил их, что, как бы то ни было, они получат все обещанные награды.

Как это бывало и раньше, Цезарь перехватил инициативу. Многие легионеры начали кричать, что они добровольно хотят и дальше служить ему, а потом один из зачинщиков мятежа повторил это предложение более формальным образом. Цезарь отклонил предложение и снова заверил, что все получат обещанные земельные наделы и денежное вознаграждение, но на этот раз выбрал укоризненный тон, словно опечаленный тем, что собственные легионеры усомнились в правдивости его слов. Вероятно, в этот момент он повернулся и сделал вид, что хочет уйти. Отчаявшиеся мятежники умоляли взять их с собой и повести в Африку, заверяя его, что они выиграют войну сами и нет необходимости в других войсках. Тогда Цезарь уступил, но в отличие от своей речи при Весонтии в 58 г. до н. э. сказал, что возьмет с собой всех, кроме Десятого легиона. Он напомнил ветеранам Десятого легиона о своих прошлых милостях и сказал, что за их неблагодарность он собирается распустить легион, но каждый все равно получит обещанное после его победы в Африке. Не в силах вынести такое унижение своей боевой доблести, солдаты Десятого легиона обратились к Цезарю с призывом казнить каждого десятого из них при условии, что он возьмет остальных с собой. Цезарь с видимой неохотой внял их мольбам и объявил, что на этот раз наказания не последует, однако взял на заметку некоторых зачинщиков из числа трибунов и центурионов и, по свидетельству некоторых авторов, поставил их на самые уязвимые и опасные места в своей следующей военной кампании [7].

Цезарь подчеркнул, что он не последует примеру Суллы и не будет захватывать земли по всей Италии, чтобы раздать их своим ветеранам. Он собирался обеспечить их за счет земли, принадлежащей государству или купленной за государственные средства. Наряду с военными издержками это усугубило и без того огромное финансовое бремя, и осенью 47 года его усилия большей частью были направлены на сбор денежных средств. Он собрал займы (считавшиеся добровольными) с городов Италии и явно не имел намерения возвращать их, по крайней мере, в обозримом будущем. После поражения Помпея жители восточных провинций часто присылали ему короны и венки из золота и серебра не только в знак победы, но и для покрытия его расходов. Такие же настроения теперь поощрялись и в Италии. Деятельность Целлия и Долабеллы давала понять, что многие должники остаются недовольны положением дел. Цезарь пошел на небольшую уступку и установил довольно низкий предел ренты, выплачиваемой землевладельцам в текущем году. Однако он по-прежнему отказывался отменять долги, оправдывая это тем, что сам недавно взял на себя много денежных обязательств и, таким образом, больше всего выиграет от этой меры. Часть собственности видных помпеянцев, погибших либо еще сражавшихся с Цезарем, была продана с торгов. Антоний решил приобрести огромный дом Помпея в Риме, надеясь заплатить лишь малую часть его реальной стоимости. Сулла разрешал многим своим сторонникам, в том числе Крассу, Помпею и Лукуллу, приобретать ценные дома и поместья за бесценок, поэтому многие приближенные Цезаря ожидали сходных милостей с его стороны. Они были жестоко разочарованы, так как Цезарь настаивал, что любая собственность должна приобретаться по полной стоимости и по довоенной рыночной цене. Отчасти это решение было связано с его нежеланием проводить какие-либо аналогии между собой и Суллой, но по сути дела, он просто стремился получить как можно больше средств для продолжения войны. Лишь немногим удалось заключить выгодные сделки, в том числе его давней любовнице Сервилии. Цезарь по-прежнему испытывал глубокую привязанность к ней, хотя неизвестно, сохранили ли они интимные отношения. Примерно в то же время Цезарь завел роман с одной из ее дочерей — Терцией, или «третьей» [92] Так буквально переводится ее имя. (Прим. ред.) , но это как будто не ослабило расположение Сервилии к Цезарю. Сервилия также была матерью Брута, одного из самых уважаемых и выдающихся членов партии Помпея, перешедшего на сторону Цезаря после битвы при Фарсале. Теперь Сервилия могла приобретать ценную недвижимость по значительно заниженной цене. Цицерон пошутил, что люди не понимают, насколько выгодна эта сделка, потому что скидка составляет треть цены (намек на дочь Сервилии) [8].