Адриан Голдсуорси - Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда

В Испании Цезарь энергично занялся переформированием нескольких городов, придав им статус колоний, где бывшим горожанам пришлось жить вместе с отрядами демобилизованных ветеранов или других поселенцев. Он стремился вознаградить лояльность как солдат, так и гражданских лиц, как римлян, так и жителей провинции. На обратном пути он на несколько недель остановился в Трансальпийской Галлии, где занялся такой же административной работой и проинспектировал ветеранские поселения в Нарбоне и Арелате (современный Арль). Галльские города провинции получили латинский статус, и это означало, что их магистраты автоматически получали полноправное римское гражданство после окончания срока службы. Марк Антоний встретил его в Галлии, и отношения между ними заметно улучшились.

Цезарь вернулся в Италию только в конце лета и оставался за пределами Рима до тех пор, пока не отпраздновал очередной триумф в начале октября. На этот раз не было никаких сомнений, что он празднует победу над согражданами. Он совершил беспрецедентный поступок, позволив двум своим легатам, Квинту Педию и Фабию (которого он вскоре сделал консулом до конца года), отпраздновать собственный триумф за победу в испанской кампании. Подобные меры не могли встретить понимания среди его критиков в сенате. Во время своего триумфа Цезарь разгневался, когда трибун Понтий Аквила, единственный из десяти, отказался встать в присутствии диктатора. Аквила раньше принадлежал к партии Помпея и подвергся частичной конфискации имущества, но ему разрешили продолжить карьеру. Происшествие настолько разозлило Цезаря, что он вышел из себя и насмешливо крикнул: «Давай, трибун Аквила, отбери у меня Республику!» Говорят, что в течение нескольких дней он не давал кому-либо обещания без саркастической ремарки «если Понтий Аквила дозволит мне сделать это» [21].

Теперь Цезарь удостоился выдающихся привилегий. Его сделали диктатором на десять лет, и все магистраты находились у него в официальном подчинении. К этому он добавил консульские полномочия, которые мог брать и слагать с себя по собственному желанию в любое время. Вскоре он получил официальное право занимать пост консула в течение десяти лет. Согласно Диону Кассию, он также был наделен правами и полномочиями народного трибуна, хотя об этом не упоминается в других источниках. Кроме того, он контролировал всю римскую армию и государственную казну. Ему были оказаны грандиозные почести, хотя, по свидетельству Диона Кассия, он согласился принять лишь малую часть из того, что предлагал раболепный сенат. На официальных собраниях в сенате или на форуме он восседал в специальном кресле между двумя консулами. Статуя Цезаря, вырезанная из слоновой кости, была поставлена рядом со статуями богов и выезжала на колеснице во время торжественной церемонии перед открытием игр.

Существовала также другая статуя, установленная на Капитолии рядом со статуями царей, и третья, в храме Квирина (другое имя Ромула, мифического основателя Рима). Это забавляло Цицерона, так как существовала история, что Ромул был растерзан сенаторами, и он в шутку говорил, что ему приятнее видеть Цезаря рядом с Квирином, чем вместе с Салом, олицетворением крепкого здоровья и долголетия. К этому времени оратор был настроен менее оптимистично, чем год назад, когда Цезарь помиловал Марцелла и других своих бывших противников. Стало ясно, что Цезарь прочно захватил верховную власть и не проявляет никаких намерений вернуть сенату свободу действий. Большинство главных решений принималось в частном порядке такими людьми, как Оппий и Бальб, в отсутствие самого диктатора. Предметом беспокойства Цицерона было не качество принимаемых решений, а процедура их принятия. Для сенатора, особенно занимавшего высокий пост и привыкшего играть видную роль в дебатах, важные дела могли обсуждаться лишь на заседаниях сената. В свою очередь в сенате должны были заседать лучшие и самые уважаемые граждане, принадлежащие главным образом к известным аристократическим семействам, при поддержке немногочисленных, но одаренных «новых людей», таких как сам Цицерон. Позиция Цезаря вопиющим образом нарушала этот высокий идеал [22].

Многие сенаторы были готовы терпеть чрезвычайные полномочия Цезаря, пока оставалась угроза кризиса и возобновления гражданской войны. Но как только жизнь вошла в привычное русло, они захотели вернуться к нормальному положению вещей и восстановить свое былое влияние. Брут, встретившийся с Цезарем во время его возвращения в Италию через Цизальпийскую Галлию, полагал, что диктатор «собирается передать власть добрым людям» (парафраз фразы «лучшие люди» или «добрые люди» неизменно обозначал сторонников и единомышленников говорящего). Цицерон считал эту точку зрения наивной и даже абсурдной. Вероятно, во время этой встречи Цезарь пообещал Бруту преторство в 44 году до н. э. и пост консула в 41 году до н. э., когда тот должен был достичь подходящего возраста, что и стало причиной его энтузиазма. Брут всегда проявлял огромное уважение к своему дяде Катону, которое лишь возросло с тех пор, как Катон предпочел умереть вместо того, чтобы принять прощение из рук победителя. Он развелся со своей женой, которая была дочерью Аппия Клавдия, умершего от естественных причин во время македонской кампании, и женился на Порции, дочери Катона. Родственные браки не считались чем-то необычным среди римской элиты. Порция был вдовой Бибула, что подчеркивало связь с одним из самых непримиримых оппонентов Цезаря. В 46 году до н. э. Брут написал книгу под названием «Катон», где всячески превозносил своего дядю. По утверждению Цицерона, текст был плохо продуманным, а стиль оставлял желать лучшего; кроме того, оратора раздражало, что роль Катона в подавлении мятежа Катилины была преувеличена, а его собственная роль почти замалчивалась. Тем не менее по настоянию Брута Цицерон написал собственную книгу под таким же названием, где сосредоточился на личных достоинствах Катона, а не на его политической карьере, поскольку не хотел оскорбить Цезаря. Это было проще и в других отношениях, так как в прошлом Цицерон часто ставил под сомнение здравый смысл Катона в общественной жизни. Впоследствии он очень обрадовался, когда ему показали письмо Цезаря, где последний утверждал, что благодаря изучению книги Цицерона он улучшил собственный литературный стиль. С другой стороны, Цезарь говорил, что при чтении «Катона», написанного Брутом, он чувствовал себя гораздо более одаренным писателем [23].

Через несколько месяцев после самоубийства Катона один из самых жестких критиков Цезаря был представлен как идеал республиканской аристократической добродетели в двух книгах, находившихся в открытом обращении и заслуживших лестные отзывы современников. Одна из них была написана бывшим консулом и наиболее выдающимся оратором Римской республики, а другая Брутом, которого многие считали самым блестящим молодым человеком своего поколения. Когда Сулла был диктатором, никто не осмеливался восхвалять его противников подобным образом. Цезарь с самого начала объявил, что не будет подражать Сулле, и теперь не отступил от своих слов. После публикации книг он нашел время, чтобы прочитать их, но был слишком занят военными действиями против Гнея Помпея, а потому велел Гирцию собрать материал для собственной книги с критикой Катона. После разгрома помпеянцев Цезарь воспользовался этим материалом как основой для работы над своим «Анти-Катоном». Этот труд не сохранился, но в нем явно содержалось немало оскорбительных замечаний. Там утверждалось, что перед кремацией своего сводного брата Катон облачил его тело в лучшие одежды и украсил драгоценными металлами, но впоследствии приказал просеять пепел, чтобы извлечь расплавленное золото. Это могло быть обычной выдумкой, но эксцентричный образ жизни Катона действительно предоставлял Цезарю благодатный материал для работы. Одним из самых нелепых эпизодов было решение Катона развестись с женой, родившей ему нескольких детей, чтобы его друг, знаменитый оратор Гортензий, мог жениться на ней и обзавестись собственным потомством. Гортензий был сказочно богат, и после его смерти спустя недолгое время Катон повторно женился на вдове. Таким образом он возобновил успешный брак и получил в придачу недвижимое имущество и огромную сумму денег. Такое поведение было в лучшем случае странным, или, по мнению Цезаря, глубоко циничным.