Ролан Мунье - Убийство Генриха IV

28-го числа, в 7 часов утра, люди короля известили парламент, что восемь особ, присланных факультетом богословия, в их числе декан, прибыли выслушать волю парламента. Их ввели. Первый президент Арле сказал им: «Парламент пригласил вас, дабы известить, что во время уголовного процесса, производимого по ходатайству генерального прокурора, о злонамеренном, жесточайшем и отвратительнейшем убийстве, совершенном в отношении особы короля Генриха IV, он выяснил, что дух сего гнусного предателя, каковой совершил сие незаконное и вероломное деяние, был наполнен злодейским и проклятым суеверием, далеким от всяческого благочестия и религии, происходящим от ложного представления, будто бы закон дозволяет посягнуть на священную особу короля, ежели тот совершил нечто, что по его разумению незаконно, равно как подданному позволено указывать законы своему естественному повелителю, вместо того чтобы получать их от него, и согласно такому ложному измышлению покушаться на его жизнь». Арле напомнил им о декрете факультета богословия от 4 сентября 1413 г., который был подтвержден решением парламента, и настаивал на необходимости его воспроизведения.

Посланники факультета вернулись в Сорбоннский коллеж и созвали там профессоров факультета вместе с теми членами Общества докторов Сорбонны, которые находились в Париже: все это сообщество и называлось «Сорбонной», будучи самой высокой духовной властью в миру после папы. 4 июня, постановив, «что одному только монарху или же политическому лицу возможно использовать меч, и что в последние годы об этом деле стали в обилии появляться некие странные суждения, прельстительные и нечестивые, каковые приобрели силу, через посредство каковых многие частные лица лишились здравого рассудка и стали поносить королей (каковые священны) гнусным именем тиранов, и что под таковым предлогом, а также под прикрытием религии, набожности или же защиты и обеспечения общественного блага они злоумышляли против священных особ монархов и обагряли свои отцеубийственные руки в их крови», что таким образом они пролагали путь гражданским войнам, разрушению городов, королевств и провинций, измене, обманам, козням, предательствам, убийствам, «священный факультет богословия» возобновляет свой декрет от 13 декабря 1413 г., утвержденный на Констанцском соборе, на пятнадцатом заседании от 6 июля 1415 г., и осуждает следующее утверждение: «Всякий вассал или подданный может и должен, и это будет законно и заслуженно, убить любого тирана, каким бы образом это ни было исполнено, обманом или посредством льстивых уловок, невзирая ни на какие клятвы или присяги, принесенные ему в руки, не ожидая приговора или предписания какого-либо судьи». Факультет объявлял это утверждение «отклонением от нашей веры и от учения о нравах и идущим вразрез с заповедью Божьей: Не убий», называл всякого, кто будет его проповедовать, «еретиком» и провозглашал покушение на священную особу государя, под каким бы то ни было предлогом, возмутительным, нечестивым и еретическим. Факультет велел всем докторам и бакалаврам богословия принести клятву, что они будут учить, опираясь на этот декрет, или же излагать его в своих проповедях, и приказал опубликовать его на латинском и французском языке.

8 июня делегация факультета отправилась в парламент. Войдя в Большую палату, делегаты представили парламенту свой декрет. Люди короля потребовали внести запись об этом в регистры парламента, что дало бы ему принудительную силу, аналогично публикации в нашем «Journal Officiel» [63] Периодическое издание, печатающее законы, постановления и отчеты о парламентских дебатах. — Примеч. перев. , взять обязательство читать декрет каждый год в Сорбонне и обязательство приносить клятву соблюдать его. Они также потребовали, чтобы книги Мануэла де Сана, Марианы и «Amphitheatrum honoris» Бонарциуса были приговорены к сожжению, чтобы было запрещено хранить их и продавать. Относительно последних требований мнения сильно разошлись. Среди советников парламента одни весьма хвалили иезуитов как общество, необходимое для обучения молодежи, другие выражали сомнение: могла ли Сорбонна принять свой декрет без консультации с епископом Парижским? Но президент Сегье отметил, что решение парламента представляет и мнение епископов. Большинство одобрило декрет, так как в их глазах противоположная доктрина, утверждавшая законность тираноубийства, имела испанское происхождение, а ее первым плодом стало убийство принца Оранского, Вильгельма Молчаливого. В конце концов парламент единогласно постановил на основании этого «теоретического осуждения», что декрет священного факультета богословия будет зарегистрирован, что его будут читать каждый год 4 июня на факультете и обнародуют на воскресных проповедях в приходах города Парижа и его предместий, и в приходах, входящих в юрисдикцию парламента; что книга Марианы «Об устройстве королевства и образе действия королей» будет сожжена палачом перед церковью Парижа; что никто под страхом обвинения в оскорблении Величества не должен писать или печатать ничего противоречащего данному приговору и декрету факультета; что заверенные копии декрета и приговора будут разосланы во все бальяжи и сенешальства, подведомственные парламенту, для чтения и обнародования, и для чтения и обнародования в проповедях в приходах других городов и предместий в следующее воскресенье сего июня.

В тот же день, после полудня, книга Марианы была сожжена [64] Все, что касается парламента, см.: Relation Gillot. Dupuy 90, fos 41уо_44 yo. Mémoires de Condé. T. VI. La Haye, 1743. P. 240–244. .

Итак, для людей того времени учением, составлявшим большую посылку силлогизма и возбуждавшим сомнения у христиан, было некое богословское мнение — теория, утверждающая законность тираноубийства. Наш силлогизм уточняется следующим образом:

Большая посылка: тирана позволено убить.

Меньшая посылка: Генрих IV — тиран.

Вывод: следовательно, Генриха IV позволено убить.

Теперь нашу задачу указывают нам сами люди того времени. Прежде всего нам следует убедиться в правоте их мнения, рассмотреть, какими были в действительности теории тираноубийства, могли ли они и впрямь быть вредоносными и как в этом случае они распространялись в обществе, имели ли они реальное влияние, побуждали ли сменить образ мыслей, вызывали ли к жизни планы и действия. Таким образом мы проверим большую посылку. Затем нам потребуется разобраться с меньшей — исследовать, какие нарекания вызывало правление Генриха IV и считались ли они на самом деле столь тяжкими, чтобы французы и иностранцы могли называть Генриха IV тираном. Значит, нам нужно искать составные части такого ответа в его внешней политике, в его позиции по отношению к папе, к императору, к королю Испании и к протестантским странам, затем, внутри королевства — в его отношении к протестантам, в управлении общественными финансами, наконец, в его обращении с различными сословиями и социальными группами, из которых состояло королевство и из которых кто-то, возможно, мог воспринимать это как немилость или даже угнетение. Выяснению всего этого и будет посвящена наша вторая часть.