Жак Ле Гофф - Людовик IX Святой

Работа Ж. Ле Гоффа не только претендует, но и в значительной степени является опытом революции в жанре исторической биографии. Автору удалось не только предельно широко раздвинуть границы допустимой проблематики, но и по-новому взглянуть на саму задачу историко-биографического исследования. Традиционная стратегия создания «портрета исторической личности в интерьере эпохи» со всей радикальностью замещается задачей «реконструкции исторической личности в историко-культурном контексте эпохи». Однако работа Ж. Ле Гоффа, как представляется, оставляет открытым вопрос о возможностях исторического исследования в воссоздании образа, аутентичного личности изучаемого героя. В частности, вопрос об «истинном Людовике» упирается в проблему адекватности сведений о нем, с одной стороны, и корректности аналитических заключений об интенциях его поведения и саморепрезентации — с другой. Окончательной и бесспорной верификации не поддается, как думается, ни одно, ни другое. Оптический эффект сочинения, одновременное присутствие в нем энциклопедической объемности и монотонно нацеленного на героя фокуса интерпретации убеждает не столько в истинности реконструируемого образа, сколько в неисчерпаемости возможностей расширения «исторического интерьера» и ракурсов рассмотрения. Неоднократное упоминание Ж. Ле Гоффом понятий стилизации и самостилизации применительно к герою и его эпохе, вероятно, не является лишь данью модной терминологии, но указывает границы реальных возможностей исследования и описания духовных и культурных феноменов. Вопрос «Существовал ли Людовик Святой?» не только дает толчок к исследованию, но и несет провоцирующее сомнение в собственной правомочности.

Анализ содержания книги, конкретных интерпретаций, логических построений и выводов должен быть предметом особого обсуждения с точки зрения многочисленных историографических проблем, затронутых автором. И в плане собственной логики текст исследования как таковой достоин стать предметом специального критического изучения.

М. Ю. Парамонова

Около пятнадцати лет велась работа над этой книгой. За это долгое время я не раз получал неоценимую помощь. Прежде всего я весьма признателен Школе высших исследований по общественным наукам (ставшей в 1975 году преемницей VI секции Практической школы высших исследований), благодаря которой мне в течение 35 лет удавалось сочетать в междисциплинарном диалоге исследовательскую работу и преподавание. Я особенно обязан молодым французским и зарубежным исследователям и коллегам, принимавшим активное участие в работе моего семинара.

Благодарю всех, кто своей информацией и исследованиями обогатили эту работу, особенно Мари-Клэр и Пьера Гано, а также Колетт Рибокур, Филиппа Бюка и Жака Даларена. Горячая благодарность моим дорогим коллегам и друзьям Жан-Клоду Шмитту и Жаку Ревелю, которые, прочитав работу в рукописи, сделали критические замечания, исправления и предложения.

Жак Ревель провел в высшей степени скрупулезную работу с моим первым черновым вариантом текста. Время, затраченное им на эту работу, и понимание, проявленное в этом подлинном соавторстве, таковы, что их трудно выразить словами.

При считке корректуры я, как всегда, воспользовался компетентностью, усердием и трудолюбием моего замечательного секретаря Кристины Боннфуа. От всей души благодарю ее.

Обращаюсь со словами благодарности и к моему старому доброму другу Пьеру Нора, который нашел место для этой книги в своей престижной «Библиотеке историй». Должен назвать и тех, кто в издательстве «Галлимар» довел мою рукопись до надлежащего состояния: корректора Изабель Шатле и моего дорогого друга Луи Эврара. Работа над книгой приближалась к концу, когда нас постигло большое горе. Читая последние исправления и замечания Луи Эврара, я узнал о его преждевременной скоропостижной кончине. Мне хотелось бы отдать дань восхищения и любви этому человеку, человеку редкой цельности, твердых нравственных устоев и интеллектуальных принципов, человеку скромному и благородному, которому стольким обязаны авторы многих книг. Я признателен Николь Эврар, а также моей дочери Барбаре, составившей Указатель.

Не могу в связи с этим многолетним трудом не поблагодарить моих жену и детей. На протяжении долгих лет я много, наверное, слишком много рассказывал им о Людовике Святом. Едва ли, наслушавшись моих рассказов, они воспылали любовью к этому историческому герою. Благодарю их за терпение, поддержку и любовь.

Тринадцатое столетие, которое порой называют «веком Людовика Святого», не так привлекает историков, как XII век с его бурной творческой энергией и век XIV, медленно погружающийся в великий кризис осени Средневековья [4] Выражение «осень Средневековья» впервые в науке употребил голландский историк И. Хёйзинга, назвавший свою вышедшую в 1919 г. книгу «Осень Средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV вв. во Франции и Нидерландах» (впервые издана на русском языке в 1988 г.). В ней он утверждал, что XIV–XV вв. в Западной Европе вне Италии — это не Ренессанс, а особая эпоха завершения, отцветания, смерти и распада средневековой цивилизации, когда выработанные этой цивилизацией культурные формы теряют внутреннее содержание и превращаются в пустую видимость, причем эта видимость может быть яркой и прекрасной: таковы, например, придворная жизнь, особенно при Бургундском дворе, великая нидерландская живопись XV в. и т. II. Труд Хёйзинги вызвал огромный резонанс во всем мире, немалую критику и все же вошел в золотой фонд исторической науки. Выражение «осень Средневековья» приобрело не метафорический, а вполне терминологический смысл: позднее Средневековье, период XIV–XV вв. вне Италии. Во Франции книга Хёйзинги вышла в 1932 г. (переиздана в 1948 г.) под названием «Le declin du Moyen age» («Упадок Средних веков»). Новый перевод с точным названием сочинения — «L’automne du Moyen age» — появился в 1975 г. с предисловием самого Ж. Ле Гоффа. . Людовик IX (занимая место между дедом Филиппом Августом и внуком Филиппом Красивым, которых историки почтили большим вниманием) оказывается, как ни странно, «самым непознанным из великих королей средневековой Франции». В двух новейших работах, одна из которых написана американцем У. Ч. Джорданом, а другая — французом Ж. Ришаром, он одержим одной идеей — его непреодолимо влекло в крестовый поход, его манила Святая земля. Мне же Людовик Святой представляется фигурой более сложной; его 44-летнее правление знало столь различные периоды, а время его жизни было таким бурным, что едва ли к нему применимо понятие «апогея» Средневековья, каковым его порой величают.