Жак Ле Гофф - Людовик IX Святой

Вторая часть этой книги имеет подтекстом то принадлежащее М. Блоку определение, которое в данной работе я отношу к себе: «Историк — человек подневольный» [497].

Итак, теперь следует ответить на целый ряд вопросов. Какие документы невольно доносят информацию о Людовике Святом? Напротив, какие документы возникли из желания передать потомкам определенную идею, определенный образ короля? Что казалось его современникам «достойным памяти» о нем, достойным быть включенным в коллективную память? Каковы главные центры производства памяти о короле, каковы были их сознательные или подсознательные интересы? В русле каких традиций формировалась память о Людовике Святом? О чем умалчивают эти документы и о чем нам хотелось бы узнать, используя то, что ныне называется анкетой о человеке первой величины, или, проще говоря, об индивидууме? В каком соотношении пропаганды и умолчания досталась нам память о Людовике Святом?

Такой подход к монархам и правительствам с помощью канцелярских свидетельств уже давно вытеснен за кулисы истории, ибо им отведено скромное место исторических дисциплин, получивших название «вспомогательных»: хронология, дипломатика, сфрагистика. И все же это без преувеличения королевский путь, позволяющий приблизиться к реальностям власти посредством рутинной практики. Связь королей с письменной традицией, с канцелярским обиходом, с правилами установления и использования выражений их верховной власти или воли, с сохранением архивов, представляющих собой одну из главных основ королевской власти, является частью их личности и биографии. Личность Людовика Святого проявляется в этой административной деятельности; это был один из способов его существования, благодаря этому он продолжает, хотя бы отчасти, существовать и для нас. И в этих свидетельствах он выглядит иначе, чем его дед Филипп Август или внук Филипп Красивый [498].

Первый блок информации о Людовике Святом образуют официальные документы, сохранившие его пометы или его имя. В настоящее время власть имущие пишут или, по крайней мере, подписывают важные официальные документы и визируют менее важные. В ХIII веке король не подписывал документы; вместо подписи использовалась печать [499]. Поскольку король является самодержцем, то большая королевская печать, и только она, придает полную силу документам, которые она скрепляет, — иной печати нет. Даже если используется матрица печати предшественника, — ибо изготовление матрицы такой печати было «делом долгим, дорогостоящим и филигранным» (М. Пастуро), — с приходом к власти нового короля появлялась надпись с именем суверена, которая исчезала лишь с его смертью, если только, что бывало крайне редко, король не менял ее во время правления. Когда большая печать (называемая «печатью величества», так как на ней государь изображен сидящим в позе, которую искусствоведы отождествляют с величием — верховной и могущественной властью самодержца) выходила из употребления и, во всяком случае, со смертью суверена, ее уничтожали. Людовик Святой был первым, кто изготовил печать на случай своего отсутствия, предназначенную служить во время его пребывания в крестовом походе. Это была печать короля, находящегося вдали от своей земли, и она знаменовала собой континуитет его власти; ею могли пользоваться только те, кому он передавал свои полномочия. Печать хранилась у канцлера, обычно следовавшего вместе с королем в его поездках по стране. В дороге короля и канцлера всегда сопровождал телохранитель, игравший хотя и второстепенную, но важную роль.

Канцелярских документов становилось все больше, и, чтобы ускорить бюрократический процесс, около 1250 года, как раз при Людовике Святом, вводятся некоторые новшества. Возникла иерархия документов королевской канцелярии, основанная на характере печати. Хартии или дипломы в форме хартий скреплялись зеленовосковыми печатями на шелковых шнурах красного или зеленого цвета [500]. Не так парадно выглядели дипломы, концы шнура которых скрепляли желтовосковые печати. Около 1250 года дипломы, конец шнура которых был скреплен желтовосковой печатью, оформлялись быстрее и носили общее название «повелений» («mandements»), так как слово mandamus в инициале акта говорило о королевском решении; они составляли отдельную дипломатическую категорию [501]. Наконец, в самом конце правления ощутилась потребность во вспомогательных надписях, помечаемых как «знак снаружи печати» ( sic signatum extra sigillum ), которые дипломатисты называют «пометами вне основного текста». Древнейший из дошедших до нас экземпляров датируется 30 декабря 1269 года. Это грамота, конец шнура которой скреплен печатью; в ней Людовик Святой сообщает клермонскому епископу об отправке ему мощей, которые должен доставить «брат Гийом Шартрский»; эта помета вынесена «за основной текст» («hors de la tenure») [502].

Вполне очевидно, что весьма нелегко определить, является ли производство королевских актов результатом обычной деятельности учреждений или ясно обозначенной волей, личным действием суверена. Можно всего-навсего отметить, что Людовик IX действительно присутствовал в местах, где издавались королевские акты, что перестанет быть правилом при Филиппе Красивом [503]. Из этого можно заключить, что король, вероятно, был по меньшей мере осведомлен о содержании этих актов, а это, как увидим в дальнейшем, позволит нам узнать, где бывал король.

Ясно одно: королевская бюрократия при Людовике Святом вступила в новую фазу развития. Людовик Святой — король письменной традиции. Этот процесс связан не только с развитием королевских учреждений, но и является выражением того, как представлял Людовик Святой свою функцию, свой долг вмешиваться в дела королевства, свою веру в эффективность письменного документа, свидетельства официальной королевской воли [504].

В сфере королевской администрации количество перешло в качество при Филиппе Августе. Причиной тому была большая забота о сохранности королевских архивов после того, как в злополучной битве при Фретевале 1194 года они попали в руки Ричарда Львиное Сердце, а также и то, что увеличение королевского домена повлекло за собой небывалый рост издаваемых актов. Сохранился 701 оригинальный документ Филиппа Августа (за 43 года его правления) против 96 его деда Людовика VI (за 29 лет правления) и 197 его отца Людовика VII (за 43 года правления) и около 1900 прочих документов — это вдвое больше того, что оставил после себя Людовик VII. Не следует забывать, что сохранившиеся акты представляют собой лишь малую часть от общего количества изданных. И все же французская монархия еще отстает в этом отношении от Папства, величайшего творца письменных актов, и от английской монархии, которая больше всех заботилась о сохранности своих архивов, но продолжала использовать свитки ( roll ), что было не столь практично. Только Филипп Красивый начал восполнять упущенное. Правление же Людовика Святого пришлось как раз на середину этого процесса.