Николай Карпов - Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

В ней он признавал, что действительно анархия в армии есть, но, что «она идет как раз из тех рядов, которые нападают на Красную гвардию, пытаются дискредитировать ее командиров» и т. д.

Здесь же Сорокин писал о том, что такими статьями, как «Вместо власти Советов власть узурпаторов» ведется провокационная работа против самой революции, подрывается авторитет армии, начата тонкая игра с целью ликвидировать то, чего она добилась такою большою ценой, кровью своих лучших бойцов. В статье Сорокина содержались даже тяжелые обвинения в предательстве, которое, по его данным, готовили некоторые представители советской власти, потерявшие веру в возможность победы Красной Армии. В подтверждение этого он приводил пример, когда в то время как защитники Ектеринодара из последних сил сдерживали наступление корниловцев, по городу стали разъезжать автомобили, принадлежавшие органам власти, и те, кто в них сидел, сеяли панику среди жителей. Кричали о том, что армия бежит и нужно спасаться, кто как сможет. Якобы даже было отдано распоряжение — готовить цветы для встречи Корнилова, а квартальным поменять свои красные нарукавные повязки на белые.

На этом полемика не закончилась. В ответ последовало «Открытое письмо товарищу Сорокину» подписанное редактором «Известий» В.Тбилели. В нем он не стал во всем винить Сорокина, а дипломатично перенес основную часть своих обвинений на тех лиц, которые своими анархическими, хулиганскими действиями подрывают авторитет победоносной революционной Юго- Восточной армии.

«Товарищ Сорокин! Я в своем обращении к вам, — писал Тбилели , — совершенно не имею в виду набросить на вас какую бы то ни было тень подозрения или недоверия. Я вас считал и считаю идейным, неподкупным, бескорыстным и честным борцом за право трудящихся масс, а то недоразумение, которое выявилось в последние дни, можно лишь формулировать двумя словами — своя своих не познаша. Но надо сказать. — пишет он дальше, — что вы человек с весьма и весьма горячим темпераментом. Надо вам посидеть в редакции, хотя бы один день, в условиях, в какие именно мы поставлены, работники пера, и остаться глухими к письмам и просьбам не только отдельных лиц, по и целых групп было бы с нашей стороны смертельным грехом.

У кого поднимется рука нанести оскорбительный удар победоносной революционной Юго-Восточной армии, стяжавшей славу в последнее время своей победой над гидрой контрреволюции — Корниловым? Но можно ли ручаться, что в этой победоносной армии нет таких личностей, которые, пользуясь авторитетом армии, используют его в свою личную выгоду и, сознательно или не сознательно производя бесчинства, порочат и остальных товарищей — гордость армии?

Если бы вы не были вспыльчивы и с таким темпераментом, то в том же номере «Известий» обратили бы внимание на мою статью «На параде революционных войск», и статья, которая заставила вас нарушать элементарное литературное правило, выпуская свои «Известия» от имени И.К.С. не появилась бы отдельным экстренным выпуском. Скажу еще больше, если бы редакция не разделяла моей точки зрения и не была солидарна с помещенной за моей подписью статьей, то она не появилась бы в печати и в том именно органе, который именно является выразителем воли и идеологии советской власти.

А что в победоносной революционной Юго-Восточной армии есть лица, подрывающие авторитет армии своими безобразиями и бесчинствами, чинимыми не только над мирным жителем, но и над своими товарищами, доказательством служат факты из недавнего прошлого, когда на поле битвы некоторые хулиганы, замаскированные под флагом Красной Армии, снимали со своих же раненых товарищей обувь, одежду и заставляли дрожать от холода (см. «Известия» № 29 — статья «Рассказ участника боя» за подписью К. Фильчикова).

Разве вы можете отрицать факты, что у нас царствуют разгул и пьянство? Что отдельные индивидуальные личности, прикрывшись маской вверенной вам победоносной армии, производят самочинные обыски, аресты и даже расстрелы, как, например, на так называемом «острове смерти»? Вот против кого была направлена наша статья, вот кого мы имели в виду, а не доблестную армию.

Что бы вы сказали, товарищ Сорокин, одному из многих, пришедшему не только к нам в редакцию, но и обивавшему пороги комиссаров, со слезами умолявшему убрать куда-нибудь вино, «охраняемое» но приказанию военных властей, а «охранники», меняясь группами, напивались до невменяемости и раздавали ведрами соседям. Вы спросите, когда и где это было? Что было 20, 21 апреля, на Красной улице, во дворе, где помещается ресторан «Алазань». И комиссары были бессильны сделать что либо, опасаясь и избегая могущих произойти неприятностей, если бы военную охрану заменили советскою.

Правде надо смотреть в глаза и всякую вещь называть настоящим ее именем, а у нас выходит наоборот. Вы, обвиненных нами отдельных личностей, приписываете революционной победоносной Красной Армии огульно и себе. Для большей характеристики и лучшей иллюстрации всего того, что творили власть имущие господа, я приведу здесь письмо одного воина за его подписью, который громогласно заявляет о бесчинствах. Редакция помещает его без всяких исправлений, с какой бы ни было стороны и сохраняет стиль и орфографию, чтобы не нарушить того негодования, которое овладело автором » [152] Там же, 10.03.1918 г.

Как бы смягчив этим открытым письмом свою позицию по отношению лично к Сорокину, В.Тбилели все-таки остался при своем мнении, напечатав в этом же номере письмо некоего бойца Сачко, в котором тот уже отбросив всякую дипломатию, обрушил на Сорокина и особенно Золотарева весь свой пролетарский гнев.

Письмо Сачко. (Приводится без купюр).

«Вспыхнула борьба из-за власти двух течений — буржуа и пролетариата, но ко вторым примкнуло и крестьянство, которое говорило, что нам лишь бы земля, а власть нам не нужна. «Хиба такэ нам нравыть», но на получение земли крестьянство потеряло веру и при вспышке пожара Гражданской войны оно примкнулось, забрав и отдав свой хлеб, сбрую и лошадей и примкнулось плотной цепью к рабочим, благодаря чего, со стороны бедноты сила во много раз оказалась больше первой. Краевая рада, сидя в своей раде Кубани, прислушивалась совершенно не внимательно, она думала, что народной власти хотит какая-то кучка отдельных личностей и всю надежду в физической силе имела и опиралась на кубанцов казаков, но и последняя пошли против поняв, что Покровский с кучкой офицерства, «были самым ярым монархистом и если бы только примкнулось казачество к краевой раде то на Кубани могла бы быть монархия», — так теперь говорят козаки, находящиеся в рядах Большевизма.