Николай Карпов - Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

В последующую ночь добровольцы дальнейшего продвижения не имели, их атаки были безуспешными и только привели к новым потерям. В боях у Черноморского вокзала Корниловский полк был настолько измотан, что наступать больше уже не мог. Конная бригада Эрдели, занявшая, наконец, сады северо-восточнее вокзала, была так лихо контратакована конными отрядами И.А. Кочубея, Г.И. Мироненко и Е.М. Миронова, что была отброшена к северу от вокзала.

Наступило 11 апреля — третий день штурма белыми Екатеринодара. Три красных батареи с утра открыли огонь по сельскохозяйственной ферме, куда перешел штаб Добровольческой армии во главе с Корниловым, а белые в свою очередь повели решительное наступление практически по всему фронту. Особенно яростно корниловцы атаковали вдоль левого берега р. Кубань, где им удалось потеснить 1-й Екатерининский полк и другие части к самым артиллерийским казармам. На других участках атаки белых успеха не имели. Этой ночью Корнилов подтянул в район кожевенных заводов, где днем наметился успех, 1-ю бригаду генерала Маркова с офицерскими полками.

На рассвете 12 апреля пехотные бригады белых снова атаковали артиллерийские казармы и Черноморский вокзал, а конная бригада Эрдели попыталась перерезать сообщение по железной дороге на Тихорецкую, прорваться к станице Пашковской, чтобы нанести удар по Екатеринодару с восточной стороны. Артиллерийскими казармами белые овладели, но дальнейшее их продвижение было остановлено контратаками красных частей, взятых Сорокиным из резерва. Конница и 2-я бригада белых также были остановлены, а потом отброшены на исходные позиции.

Накал тех боев передает уже упоминавшийся кубанский писатель А.Е. Берлизов, говоря словами одного из героев своей книги, командира полка Шеина.

«Помню тот день, — пишет он, — когда конница, Эрдели прорвалась к сенному рынку. Мы встретили их в городских улицах. Для меня это был труднейший день. Полк рассеялся, и рубились мелкими группами, а текинцы и черкесы словно из под земли вырастали; даже под Сатиновом, где меня порубили австрийцы. я не помню такого. Дрался как рядовой, водил в рубку десяток казаков. Вдруг увидел — черкесы поворачивают коней, а из за спины, из переулков хлынула конница, передние ряды — в серых черкесках и белых папахах, впереди на гнедом коне, в черной кубанке Сорокин с шашкой. Впереди всех врезался в черкесов, за ним — Крутоголов, адъютант. Вышибли мы их тогда. Когда собрал полк, было много раненых, убитых меньше. Эрдели давил нас количеством. Что касается рубки, то казаки тут сильнее черкесов, нас ведь учат этому дольше, с самого детства, а у Эрдели, кроме бывших всадников Дикой дивизии, было много только что навербованных по аулам » [149] Цит. по: Берлизов А.Е. Дорога чести. - Краснодар, «Советская Кубань», 1995. С. 88. .

Когда наступила ночь 13 апреля, и Корнилов приказал доложить ему о потерях, то выяснилось, что силы Добровольческой армии уменьшились наполовину. Белые были морально подавлены. Тем не менее Корнилов и Деникин приказали на рассвете следующего дня продолжать штурм кубанской столицы. На совещании Корнилов заявил Деникину, что если их войскам и на этот раз не удастся взять Екатеринодар, он пустит себе пулю в лоб [150] Сухоруков В. Т. 11-я армия в боях на Северном Кавказе и Нижней Волге в 1918-1920 гг. - М.: «Воениздат», 1961. С. 25. .

Однако Корнилову не пришлось этого делать. Во время артиллерийского обстрела снаряд попал в комнату, где он находился. Корнилов был yбит. Внезапная гибель руководителя внесла смятение в ряды Добровольческой армии. В этот момент Сорокин бросил в атаку на левый фланг добровольцев конную лаву, состоящую из кавалерийских отрядов Мироненко, Воронова, Батлука, Ильина, Кочубея. Им сравнительно легко удалось отбросить противника от Екатеринодара. В рядах Добровольческой армии было состояние близкое к панике. Вместо Корнилова в командование вступил генерал А.И. Деникин. 14-го апреля он дал войскам приказ отступать.

Армия белых отступала на Старо-Величковскую, слабо преследуемая обескровленными отрядами Юго-Восточной революционной армии. Вначале Сорокин имел намерение продолжать разгром добровольцев. В результате артиллерийским огнем им снова был нанесен значительный урон, но неожиданно передумал. Это потом вызвало множество кривотолков и догадок. Одни считали, что он пожалел свои измотанные непрерывными боями части, другие — будто захотел проявить милосердие к потерпевшему поражение достойному противнику, а третьи решили, что он просто спешил поскорее начать праздновать победу и собирать почести.

В городе действительно шумно праздновали победу, но вместе с митингами, парадами и смотрами победителей происходили и другие явления. По сути дела повторилось то, что город пережил в середине апреля 1917 г. когда туда вслед за бежавшей Радой вошли части Юго-Восточной революционной армии. Начались кутежи командного состава, на улицах можно было встретить пьяных красногвардейцев. Будь в городе нормальное, единое командование войсками и нормальная комендатура, то, опираясь на не подверженные анархизму части, можно было избежать многих эксцессов. Но начальником гарнизона города был Золотарев, который сам был рассадником беспорядков. Это была темная личность. Как позже выяснилось, он в 1910–1911 гг. состоял членом шайки «Степные дьяволы», которая отличалась особой дерзостью и жестокостью и длительное время терроризировала население Кубани. Это уголовное формирование было в 1912 г. ликвидировано, все, кого поймали, были осуждены в Екатеринодаре. Золотареву же тогда удалось скрыться.

Когда началась 1-я Мировая война, он был призван в армию. На фронте в боевой обстановке Золотарев действовал смело и отважно и дослужился до звания подпрапорщика. Вернувшись с войны, он одним из первых стал формировать отряды красной гвардии, которые потом вошли в Юго-Восточную революционную армию Автономова. Получив теперь почти неограниченные права, нечистый на руку, он стал создавать в городе только ему подчиняющиеся «штабы», среди членов которых нередко оказывались громилы и уголовники. Они тут же принялись грабить местное население, производили аресты с целью вымогательства и насилия. При Золотареве обретался проходимец Макс Шнейдер, одессит, выдававший себя за американского анархиста и «международного революционера». Всплыть в то время на поверхность событий мог кто угодно. Как вспоминал Шеин, изготовить фальшивый мандат за подписью хоть самого Карла Маркса никакого труда не составляло, и вскоре Шнейдер, обманув доверие Автономова, по числу разбоев и грабежей заткнул за пояс даже самого Золотарева.

Сорокину в эти дела вмешиваться было некогда, нужно было собирать перемешавшиеся войска, производить их перегруппировку, готовиться противостоять новой опасности. К границам Кубани приближались немцы.