Марк Алданов - Ленин (американский вариант)

Марксистская теория по самой своей природе не свободна от противоречий? Предстоит ли большевизму развитие в сторону умеренности? Я тоже не знаю, как ответить на эти вопросы. Настойчивые ссылки на явно противоречивые цитаты показывают невозможность для последователей и комментаторов различить, где истинные идеи основоположника, а где ложное истолкование неверно понятых страниц.

Можно согласиться, что большевизм не во всём следует марксизму, однако некоторые ранние идеи Маркса вполне последовательно развиваются большевиками, с добавлением отдельных элементов анархизма и синдикализма. Роза Люксембург как-то сказала, что марксистская теория была порождением буржуазной науки, и что рождение этого ребёнка стоило жизни его матери. Гораздо более верна мысль, что большевизм был незаконным ребёнком марксизма и анархизма, что он уже принёс много бед своим родителям и продолжает вредить им.

Рассуждения Карла Маркса были ясны и понятны, пока он говорил о прошлом и настоящем, однако становились гораздо менее определёнными и уверенными, когда речь заходила о будущем. Возможно, Маркс думал, что знает, чем закончится капиталистическая эпоха. События показали, что он ошибался. Неудача этого великого ума ещё раз доказывает обречённость исторических предсказаний. Что Маркс потерпел неудачу как пророк, сейчас уже достаточно ясно.

Говоря всё это, я не обращаюсь к статистическим данным о росте благосостояния с 1850 по 1900 год, собранным Эдвардом Бернштейном и его школой. Бернштейн обнаружил, что вопреки предсказаниям Маркса количество собственников в Англии, Франции и Германии за указанный период возросло; а увеличение общего благосостояния не сопровождалось уменьшением количества капиталистических магнатов, напротив, капиталистов всех масштабов тоже стало больше; что индустриализация, возникновение крупномасштабных предприятий не подорвало жизнеспособность средних и мелких предпринимателей; что количество средних и мелких производителей в сельском хозяйстве европейских стран увеличилось, а крупных уменьшилось; что марксистская теория общих кризисов капиталистической системы не подтвердилась и т.д. Предположим, что все эти данные были опровергнуты Каутским [90] Карл Каутский «Бернштейн и Социал-Демократическая программа». Штутгарт , Розой Люксембург [91] Статьи в газете «Leipziger Volkszeitung» , Плехановым [92] Г. Плеханов-Бельтов. «Критика наших критиков». Петербург. , Лениным [93] В. Ильин (псевдоним Ленина) «Аграрный вопрос», Петербург, 1907. (что далеко не так), достаточно того, что в области политической предсказания Карла Маркса были полностью опровергнуты историей, особенно в отношении социальной революции.

Достаточно сравнить блестящий анализ экономических данных в первом томе «Капитала» с политическими пророчествами Маркса, а они всегда были ошибочны, чтобы понять, как опасны однозначные предсказания, даже для таких великих умов.

В «Манифесте коммунистической партии» 1847 года мы читаем: «буржуазная революция может быть лишь непосредственным прологом пролетарской революции» два года спустя Маркс доказывал Лассалю, что пролетарская революция непременно произойдёт в ближайший год. В 1850 году Маркс исповедовал идею перманентной революции: «До того дня, пока власть государства не будет свергнута пролетариатом, и до тех пор, пока производительные силы (по крайней мера главные) не будут сосредоточены в руках пролетариата».

В 1862 году Маркс писал Кугельману: «Мы достоверно находимся на пороге революции. Я никогда не сомневался в этом с 1850 года».

В 1872 году в письме Зорге Маркс настаивал, что: «пожар разгорается по всей Европе».

Энгельс в свою очередь писал ещё тридцать лет назад: «царское правительство этот год уж не протянет, а когда уж в России начнется — тогда ура!»

Здесь можно заметить, что вера есть вера, даже если она представляется наукой.

Я не упоминаю предсказания Маркса и Энгельса в области международных отношений. Достаточно вспомнить, что Маркс считал Бисмарка простым инструментом (bloße werkzeug) в руках Петербургского кабинета, а Энгельс в письме Сорелю: «В случае войны можно предсказать с абсолютной точностью, что после нескольких столкновений Россия столкуется с Пруссией за счёт интересов Австрии и Франции: и та, и другая пожертвует своим союзником».

Разве недостаточно того, что основа «научного социализма» — теория тотального кризиса капиталистической системы обратилась в ничто событиями последних пяти лет. В начале 1918 года я писал:

«Развитие капиталистического строя происходит по определенным законам, в силу которых капитал концентрируется во все меньшем числе рук, а широкие массы населения подвергаются процессу пролетаризации. С другой стороны, производство товаров растет быстрее, чем потребление, и все резче обозначается недостаточность рынка для великих промышленных стран, находящая выражение в империализме. Рано или поздно, но неизбежно должен наступить момент хронического перепроизводства, справиться с которым неустойчивое, неорганизованное капиталистическое хозяйство будет совершенно не в состоянии. Экономическая анархия повлечет за собой социальную революцию. Огромная масса пролетариата, прошедшего на гигантских заводах школу революционной дисциплины, легко справится с противостоящей ей кучкой магнатов капитализма. Произойдет экспроприация экспроприаторов: огромные богатства, накопленные благодаря прогрессу науки и неутомимому труду сотен миллионов людей, будут обобществлены и начнется новая эра в истории человечества».

«Творцы научного социализма не описывали, в какие формы непосредственно выльется социальная революция и как быстро она справится с эксплуататорами. Впрочем, Фр. Энгельс еще в 40-х годах XIX века думал, что крушению капиталистического строя будет предшествовать великая война. Сходный взгляд высказывал в свое время и Карл Каутский».

«Можно сделать, конечно, предположение, что в июле 1914 г. наступило предсказанное Марксом перепроизводство ценностей, которое повлекло за собой мировую войну и тем самым определило катастрофический момент социальной революции.

Нетрудно, однако, убедиться в том, что за последние четыре года европейской истории «имманентные законы развития капиталистического хозяйства» перестали, очевидно, быть имманентными, и проявились тенденции, действующие как раз в противоположном направлении.

Здесь уместны некоторые историко-статистические сопоставления.

Трехлетняя война 1812—1815 гг. стоила России 155 миллионов рублей. Теперь подобная сумма уходит в три дня. В битве при Колензо, которую один из историков называет величайшим поражением Великобритании в XIX веке, англичане потеряли 1200 человек и 10 пушек. Теперь такая битва, быть может, не была бы упомянута в сообщении генерального штаба. Сто лет назад война еще могла стать выгодным делом для нации, так как она стоила в сто раз дешевле; и теперь иная колониальная экспедиция может до известной степени способствовать росту «национального богатства». Но современная европейская война никоим образом, ни при каких условиях не может обратиться в удачный business и — обстоятельство весьма любопытное — многие из реальных политиков нашего фантастического времени проявляют ныне бескорыстный идеализм — сами того не зная.