Евгений Анисимов - Держава и топор

Весной 1722 года Петр I уезжал в Персидский поход и поспешно заканчивал важные государственные дела. 13 мая А. И. Ушаков в докладе царю вопрошал: «Старцу Левину по окончании розысков какую казнь учинить и где, в Москве или Пензе?» Император начертал всего два слова: «На Пензе». В сущности, это и есть смертный приговор Левину, хотя его дело только что стали рассматривать. Обезглавленное тело Варлама Левина после казни в Москве было сожжено, но голову его, заспиртовав в сосуде, отправили в Пензу, где она была водружена у мясной лавки на каменном столбе.

После «роспроса» дело обычно переходило на следующую стадии сыскного процесса – к розыску, пытке. Решение об этом принималось руководителем сыскного ведомства, а иногда и государем на основе знакомства с результатами «роспроса». Необходимость розыска могла быть вызвана разными обстоятельствами: упорством изветчика и ответчика в своих показаниях; неясностью обстоятельств дела после очных ставок; особым мнением следователей о поведении сторон; суждением начальников и верховной власти, признававшей пытку в этом деле обязательной.

Обычно розыск начинался с так называемого « роспроса у пытки (у дыбы) », то есть допроса в камере пыток, но пока без их применения. Допрос в камере пыток относится к « роспросу с пристрастием ». Допрашивали «у пытки» следующим образом. Человека подводили к дыбе. Дыба представляла собой примитивное подъемное устройство. В потолок или в балку вбивали крюк, через него (иногда с помощью блока) перебрасывался ремень или веревка. Один конец ее был закреплен на войлочном хомуте, называемом иногда «петлей». В нее вкладывали руки пытаемого. Другой конец веревки держали в руках ассистенты палача. «Роспрос у пытки» был, несомненно, сильным средством морального давления на подследственного, особенно для того, кто впервые попал в застенок. Человек стоял под дыбой, видел заплечного мастера и его помощников, мог наблюдать, как они готовились к пытке: осматривали кнуты и другие страшные инструменты, разжигали жаровню. Эту стадию римские юристы называли territio realis , то есть демонстрация подследственному орудий пыток, которые предполагалось применить к нему. Известно, что некоторым узникам показывали, как пытают других. Делалось это, чтобы человек понял, какие муки ему предстоят. В проекте указа Екатерины II об упорствовавшей Салтычихе сказано: «Показать ей розыск к тому приговоренного преступника».

Допрос у дыбы не ограничивался только угрозами применить пытку и демонстрацией пыточного действа на телах других людей. Из документов сыска известно, что следователи прибегали к имитации пытки. Для этого приведенного в застенок подследственного раздевали и готовили к подъему на дыбу. Вот как допрашивали в 1728 году родственницу А. Д. Меншикова Аксинью Колычеву, обвиненную в составлении подметного письма. Ее спрашивали «прежде с увещеванием, потом с пристрастием, чтобы явила всю истину о подметном письме, понеже из всех ее поступков является подозрительна и потом ставлена в ремень и кладены руки в хомут».

Крайне редко розыск заканчивался допросом у дыбы. Если колодника решили пытать, от пытки его не спасало даже чистосердечное признание или то признание, которое требовалось следствию, – ведь пытка служила высшим мерилом искренности человека. С одного, а чаще с трех раз ему предстояло подтвердить, как писалось в документах, «из подлинной правды». Эта норма была установлена еще в Уставной книге Разбойного приказа, сильно повлиявшей на сыскной процесс при расследовании политических преступлений. Так как допрос у пытки очень часто вел к пытке, то в протоколах встречается обобщенная формулировка: «По приводе в застенок в роспросе и с очных ставок… ис подлинной правды поднят был на дыбу и пытан впервые и с подъему и с пытки говорил…».

Перед подъемом на дыбу зачитывали приговор о пытке. Как правило, в пытках соблюдалась следующая последовательность:

1. Подвешивание на дыбу («виска»).

2. «Встряска» – висение с тяжестью в ногах.

3. Битье кнутом в подвешенном виде.

4. Жжение огнем и другие тяжкие пытки.

Конечно, в повседневной пыточной практике какие-то звенья пропускались: после «роспроса» в канцелярии без пыток могла сразу наступить пытка на дыбе, пропуская «роспрос у дыбы». В 1735 году после «роспроса» и очных ставок Совета Юшкова А. И. Ушаков распорядился: «По тому своему показанию не без подозрения он, Юшков, явился, чего ради ныне, ис подлинной правды, привесть ево в застенок и, подняв на дыбу, роспросить с пристрастием в том, что оные слова, которые сам на себя показал, в каком намерении, и для чего он говорил, и от кого подлинно о том он слышал…». В 1748 году по делу Лестока также последовал указ: «Лестока в запирательстве его с очных ставок и в протчем привести в застенок и подняв на дыбу, роспросить накрепко». Так, мы видим, что термин «с пристрастием», «накрепко» применяется и к собственно пытке на дыбе, и к «роспросу» без пытки у дыбы.

Пытка как универсальный элемент судебного и сыскного процесса была чрезвычайно распространена в XVII–XVIII веках и просуществовала до реформ Александра II, хотя указ о ее отмене появился в 1801 году. Заплечные мастера, орудия пытки, застенки и колодничьи палаты были во всех центральных и местных учреждениях как в XVII, так и в XVIII веке. Согласно Соборному уложению 1649 года и «Краткому изображению процессов» 1715 года, решение о применении пытки выносил сам судья, исходя из обстоятельств дела. Закон предписывал, что «пытка употребляется в делах видимых (то есть очевидных. – Е. А. ), в которых есть преступление». В России, в отличие от многих европейских стран, не было «степеней» пыток, все более и более ужесточавших муки пытаемого. Меру жестокости пытки определял сам судья, а различия в тяжести пытки были весьма условны: «В вящих и тяжких делах пытка жесточае, нежели в малых бывает». Вместе с тем законы рекомендовали судье применять более жестокие пытки к людям, закоренелым в преступлении, а также физически более крепким и худым (опытным путем было установлено, что полные люди тяжелее переносят физические истязания и быстрее умирают без всякой пользы для расследования). Милосерднее предписывалось поступать с людьми слабыми, а также менее порочными: «Также надлежит ему оных особ, которые к пытке приводятся, рассмотреть и, усмотря твердых, безстыдных и худых людей – жесточае, тех же, кои деликатного тела и честные суть люди – легчее».

По закону от пытки в суде освобождались дворяне, духовенство, «служители высоких рангов», люди старше семидесяти лет, недоросли и беременные женщины. В политических делах эта правовая норма в точности не соблюдалась, как и другие законы, характерные для состязательного суда. Чтобы отправить священнослужителя на пытку, Тайная канцелярия требовала от Синода прислать попа для лишения сана и расстрижения преступника. Процедура эта занимала несколько минут, и с этого момента священник или монах, которому срезали волосы, брили лицо, возвращали прежнее мирское имя, становился «распопом», «растригой», и дверь в застенок для него была широко открыта. «О нем объявить в Синоде… и, когда с него то [сан] сымут, указал его величество накрепко пытать» – так распорядился Петр I об архимандрите Гедеоне.