Кирилл Бабаев - История человечества в великих документах

Для неповоротливой российской государственной машины того времени всё это были революционные шаги – до этого слаженной системы госуправления попросту не существовало. Цари держали экономику, торговлю и госслужбу на ручном управлении, а любые решения в этих областях (даже при существовании особых ведомств – Приказов) были точечными и не регулировались никакими законами, кроме воли государя. А уж если царь заболевал или не дай бог уезжал на войну, никакого делегирования полномочий обычно не допускалось. Теперь такого не будет.

Особенно диким в российской действительности выглядело внедрение в Сенат органа по борьбе с коррупцией: «учинить фискалов во всяких делах». Эту строку Пётр вписал в указ самолично, а спустя несколько дней дополнил его восхитительными подробностями:

«Выбрать обер-фискала, человека умного и доброго… Должен он над всеми делами тайно надсматривать и проведывать про неправый суд, также в сборе казны… И кто неправду учинит, то должен фискал позвать его перед Сенат, какой высокой степени ни есть, и там его уличат».

Чтобы до подданных дошло, что теперь на Руси есть не только царь-батюшка самодержец всероссийский, но и коллективный орган исполнительной власти, Петру пришлось выписать ещё один специальный указ, который строго обязал всех граждан подчиняться решениям сенаторов. Более того, до возвращения царя из похода строго запрещено было на Сенат жаловаться: невиданное дело в России, где каждый чуть что отправлялся бить челом государю.

«И ежели оный Сенат, чрез своё ныне пред Богом принесённое обещание, неправедно что поступят… и кто про то уведает, то, однако ж, да молчит до нашего возвращения, дабы тем не помешать настоящих прочих дел».

Первые годы Сенат будет заседать в Москве, а с 1714 года постепенно переместится в Санкт-Петербург – новую столицу, которую Пётр в нарушение всех мыслимых норм международного права построил на вражеской территории (устье Невы вплоть до окончания Северной войны в 1721 г. официально принадлежало Швеции). Пётр был революционером во всём, и ничего нет удивительного в том, что именно он, самый самодержавный из всех правителей России, ввёл в стране коллективное руководство. Процедура управления в Сенате была на редкость демократичной: ни одно решение не могло быть принято, если хотя бы один сенатор не ставил за него своей подписи. Россия училась управлять коллективно – да вот научится ли?

После смерти первого российского императора Сенат быстро утратит своё значение. Его затмит Верховный Тайный Совет Екатерины I, а затем Кабинет министров Анны Иоанновны. В какой-то момент оказалось, что в Сенате заседают всего два человека, один из которых к тому же дискредитирует высокий статус учреждения своей фамилией Сукин. Но управлять Россией без правительства было уже невозможно, вопрос был лишь в наименовании. Сенат возродится при Елизавете Петровне, в начале XIX в. ему на смену придёт Комитет министров, потом Совет тех же министров, Временное правительство, Совнарком и так далее. Ни самодержавие, ни Политбюро не заменят собой правительство, ответственное за воплощение в жизнь стратегии развития государства.

Результаты реформ Петра – это не только прорубленное окно, Невская першпектива, парики с треуголками и новый календарь. Это также и 180 промышленных мануфактур. Это выход на лидирующие позиции в мире по выплавке металла. Создание с нуля одного из мощнейших флотов мира и победа над тогдашней великой морской державой – Швецией. Но в первую очередь эти успехи стали возможными благодаря чёткой, слаженной системе государственного менеджмента, в начале которой стояли девять членов Правительствующего Сената. Россия обязана им слишком многим, чтобы забывать их. Давайте почтим этих людей поимённо по тексту указа от 22 февраля 1711 года:

«Господин граф Мусин-Пушкин,

господин Стрешнев,

господин князь Пётр Голицын,

господин князь Михаил Долгорукий,

господин князь Племянников,

господин князь Григорий Волконский,

господин генерал-кригсцальмейстер Самарин,

господин генерал-квартирмейстер Василий Апухтин,

господин Мельницкий,

обер-секретарь сего Сената Анисим Щукин».

• первая финансовая пирамида

• начало истории финансовых кризисов

• первая гиперинфляция

Идея о том, что история может чему-то научить человечество, всегда занимала меня: с одной стороны, она очевидна и тривиальна до зубной боли, с другой – столь же очевидно бесполезна на практике. Несмотря на зубрёжку истории в школе, увещевания учёных и полную доступность исторических фактов для общества, этому обществу в определённый момент все уроки истории начинают казаться ненужными и даже вредными. Ну да, финансовые пирамиды в прошлом неизменно рушились, погребая под собой накопления наших бабушек. Ну и что? Именно в этот раз всё будет по-другому. Ведь мы же умнее своих бабушек, правда?!

Финансовые пузыри стали одним из неожиданных побочных детей капитализма. Массовые помешательства случались и раньше – чего стоят хотя бы тюльпановая лихорадка в Нидерландах в XVII в., разорившая десятки тысяч семей, или гонка за пряностями, поразившая всю Европу веком раньше. Однако с изобретением ценных бумаг для массовых истерий стали не нужны никакие осязаемые товары: достаточно оказалось листочка на бланке заветной компании, сулившего своим владельцам их личное финансовое Эльдорадо.

Символом первой в мире (но не самой высокой) финансовой пирамиды стала акция Миссисипской компании, которую придумал и воздвиг шотландский экономист Джон Ло. Явившись в Париж в 1716 г., он предложил французской монархии остроумный выход из долгов, в которых Францию утопил долгий век Людовика XIV (1643–1715). Расходы на блистательный версальский двор «короля-солнца» превышали половину госбюджета, а долги короны достигли астрономических высот. Ло придумал остроумный выход – создание Центробанка, который начнёт выпуск бумажных денег и своими операциями позволит уменьшить королевские долги. В числе таких операций основной расчёт был сделан на компанию по колонизации французских земель на реке Миссисипи, основанную незадолго до этого.

Купоны к акции Миссисипской компании, 1717 г.

График фьючерсных и опционных цен на луковицы в ходе «Тюльпаномании», 1635–1637 гг.