Игорь Бунич - Влекомые Роком. Невероятная победа

Затем поднялся Председатель Тайного Совета Хара. Для обычной дипломатии, сказал он, время давно прошло. Он похвалил премьера Коноэ за его желание встретиться с Рузвельтом, а затем обрисовал свое виденье новой политики. Хара подчеркнул, что в первую очередь нужно думать о переговорах, а затем уже о войне, а не наоборот. О войне можно будет говорить только тогда, когда вес другие средства будут исчерпаны. Морской министр Ойкава заявил, что полностью разделяет точку зрения Председателя Тайного Совета.

Однако, — продолжал Хара, — проект, предложенный правительством, явно содержит в себе предпочтение военных методов, а не дипломатических. У меня большое сомнение, что вы все предпочитаете дипломатию.

Наступила гнетущая тишина. Император оглядел присутствующих, а затем произошло небывалое, неслыханное событие. Громким, звенящим от волнения голосом Его Величество спросил:

— Почему никто не отвечает?

Подобного не было никогда в истории.

Министры и военные были ошеломлены, услышав голос Императора, и прошло достаточно времени, прежде чем присутствующие на совещании опомнились и вскочили со своих мест.

Первым обрел дар речи Морской министр Ойкава.

— Мы должны готовиться к войне, — сказал он, — но перед этим попытаться извлечь максимальные выгоды из переговоров.

Наступила новая пауза. Все ожидали выступления начальников штабов, но Нагано и Сугийяма были еще парализованы ужасом.

— Мне жаль, что представителям высшего командования нечего сказать, — заметил Император. Затем он вытащил из кармана лист бумаги и начал читать поэму, написанную его дедом Императором Мэйдзи:

«Все моря и океаны являются братьями. Почему же над миром свирепствуют бури и волны ярости идут друг на друга?»

Не проронив ни звука, присутствующие с благоговением слушали Императора.

— Явзял себе за правило, — пояснил Император, — время от времени читать, эту поэму, чтобы вспомнить, как любил мир Император Мэйдзи. А вы что скажете на этот счет?

К адмиралу Нагано, наконец, вернулся дар речи.

— Как представитель высшего командования, — глухо сказал он, кланяясь Императору, — я глубоко сожалею, что осмелился задержать ответ Его Величеству. Но я думаю точно то же самое, что и Председатель Хара. Поскольку Председатель Хара сказал, что понимает мою точку зрения, я не считал нужным снова все высказывать.

Точно такими же словами затем оправдывался перед Императором начальник армейского Генштаба. Он уверил Императора, что вес военные хотят мира и приложат все усилия, чтобы решить нее спорные проблемы с американцами путем переговоров.

Решение начать немедленную подготовку к войне было гораздо более зловещим, чем могло показаться на первый взгляд. На деле оно означало, что война неизбежно начнется, если переговоры успешно не завершатся к 10 октября. Решение было принято и одобрено Императором с приложением Большой Печати, но явное недовольство Императора породило большие сомнения в правильности принятого решения даже среди военных. Император настаивал на дипломатическом решении, и принц Коноэ понимал, что ему дан последний шанс добиться мирного разрешения всех проблем с Америкой.

Проблема была уже не столько в мнении военных, сколько в общественном мнении страны.Японская пресса ежедневно внушала населению, что англо-саксы намерены низвести Японию до положения третьестепенного государства, призывая народ к сплочению и готовности взяться за оружие. По городам шумели зажигательные митинги экстремистов. Дело дошло до того, что американский посол Грю стал носить, при себе пистолет, чувствуя, что находится уже не в Японии, а на «диком западе в середине прошлого века».

Опасность была реальной: две тайных организации, узнавшие о планируемой встрече Коноэ с Рузвельтом, готовили покушение на премьер-министра. Одна из этих организаций планировала военный путч в Токио, в ходе которого должны были быть убиты по спискам вес «позорящие страну».

Вторая считала, что можно решить все проблемы Японии, убив Чан-Кай-ши. Последний план был составлен подполковником Масанобу Тсудзи, который к этому времени стал идолом наиболее радикальных молодых офицеров. Однако, узнав о предстоящей встрече премьера Японии и президента США, заговорщики решили временно отложить покушение на маршала Чана, а в первую очередь убить принца Коноэ, поскольку подобные переговоры, по их твердому убеждению, станут «бесчестием для страны».

Для приведения приговора премьеру в исполнение был выбран человек, уже отсидевший два срока в тюрьме. Один из них он отбывал за направление на имя Императора петиции с требованием помочь безработным, второй — за то, что якобы подложил динамит в дом министра финансов. Лидер наиболее крайних японских националистов Ешио Кодама, полностью разделявший планы подполковника Тсудзи, одобрил его план, поскольку на встречу с президентом Рузвельтом премьер Коноэ должен был отправиться морем. Хорошей дороги к военно-морской базе Иокосука не было, а потому принц должен был отправиться туда поездом, и в момент проезда поезда премьера через реку Рокуго мост предполагалось взорвать.

Через несколько часов после завершения «императорского совещания» принц Коноэ позвонил своей экономке, приказав ей срочно быть готовой к приему гостей. Экономка находилась в парикмахерской, и Коноэ послал за ней машину. Через несколько минут она приехала в дом принца на машине графа Бункичи Ито, сына принца Хиробуми Ито, одного из четырех великих деятелей Революции Мэйдзи.

Все остальные слуги были отосланы из дома.

Вскоре прибыли еще два автомобиля. В одном находился сам Коноэ со своим личным секретарем Томохико Ушиба. Во втором, имевшем дипломатический номер, прибыли американский посол Грю и советник посольства Юджин Думен. До этого еще ни один дипломат не приглашался в дом принца. Традиционно премьер-министры Японии не имели никаких официальных или частных контактов с иностранными посланниками.

Коноэ представил свою экономку как «дочь этого дома». Она одна будет обслуживать их обед, поэтому говорить можно откровенно и свободно. В течение последующих трех часов Коноэ и Грю беседовали «со всей возможной откровенностью». Ушиба и Думен служили переводчиками.

Принц уверил Грю, что генерал Тодзио и адмирал Ойкава являются сторонниками мирного соглашения с Америкой.

— А что вы думаете о четырех условиях Хэлла? — спросил Грю.

Коноэ ответил ему, что они, в принципе, приемлемы.

— Однако, — добавил он, — когда придется их применять на практике, неизбежно возникнут различные проблемы, которые можно будет решить, только во время моей встречи с президентом Рузвельтом. Коноэ признал, что его обвиняют в нынешнем «плачевном состоянии отношений» между Америкой и Японией, он несет ответственность и за «китайский инцидент», и за вступление Японии в Тройственный пакт. Поэтому он готов идти на любой персональный риск, чтобы разрешить все противоречия между двумя странами.