Александр Речкалов - Русь: путь к Украине. Украинские земли в составе Польши и Литвы. Книга 1

Скоропостижная смерть Витовта оставила глубокий след в памяти современников. Написанная в 30-е годы XV в., то есть вскоре после его кончины, летописная «Похвала» «славному господарю великому князю Александру зовомому Витовту» отмечала, что «И был князь великии Витовт силный господар и славен по всим землям: и много царей и князей служыли у двору его». При этом летописец особо подчеркивал, что «быше ему держащи великое княжение Литовское и Руское, иные многие земли, сопрость реку вся Руская земля». Легенды о щедрости, храбрости князя передавались из поколения в поколение, и доныне Витовт Великий (как принято его называть в литовской традиции) является, пожалуй, одной из самых популярных фигур в истории восточно-европейских стран. Как отмечает Н. Яковенко: «В памяти жителей Великого княжества Литовского Витовт превратился в символ закона и справедливости — определенную точку отсчета «доброй старины», с которой началось упорядочение государства. На апелляции к его авторитету наталкиваемся еще и в XVI ст. — в часто употребляемой документами формуле: «Как было за князя Витовта».

Человек бесчисленных политических и военных талантов, князь Витовт по праву вызывает самые восторженные отклики ученых. Опуская излишне рационалистические характеристики современных нам историков, приведем лишь отзыв Н. М. Карамзина, как всегда отличающийся замечательной образностью и изяществом слога: «Сей князь, тогда славнейший из государей северной Европы, был для нашего Отечества ужаснее Гедимина и Ольгерда, своими завоеваниями стеснив пределы России на юге и западе; в теле малом вмещал душу великую; умел пользоваться случаем и временем, повелевать народом и князьями, награждать и наказывать; за столом, в дороге, на охоте занимался делами; обогащая казну войною и торговлею, собирая несметное множество серебра, золота, расточал оные щедро, но всегда с пользою для себя; человеколюбия не ведал; смеялся над правилами государственного нравоучения; ныне давал, завтра отнимал без вины; не искал любви, довольствуясь страхом; в пирах отличался трезвостию и подобно Ольгерду не пил ни вина, ни крепкого меда, но любил жен и нередко, оставляя рать в поле, обращал коня к дому, чтобы лететь в объятия юной супруги. С ним, по словам историка польского, воссияла и затмилась слава народа литовского, к счастию России, которая, без сомнения, погибла бы навеки, если бы Витовтовы преемники имели его ум и славолюбие».

К сказанному добавим, что период правления князя Витовта был последним периодом в истории Великого княжества Литовского, когда его границы продолжали расширяться. В этническом плане более 90 % населения Литовского государства по-прежнему составляли предки белорусов и украинцев, а соотношение славянских территорий и земель этнических литовцев в 1430 г. — год смерти Витовта — по подсчетам упоминавшегося уже нами О. Зайцева составляло 12:1.

Пессимистическая нота относительно будущего Литовской державы, прозвучавшая в конце отзыва Карамзина о князе Витовте, полностью разделяется современным нам литовским автором Э. Гудавичгосом, по мнению которого смерть великого князя «стала фатальной датой во всей литовской истории. Не были использованы сложившиеся условия для юридического увенчания всех его достижений». Не оставил Витовт после себя ни государственных структур, способных защищать интересы Литовского государства, ни даже достойного преемника, который смог бы столь же твердо управлять огромной державой, как это делал сам великий повелитель. Поэтому, по версии Я. Длугоша, у Витовта не было иного выбора, как передать перед смертью Великое княжество Литовское в руки Владислава-Ягайло. Однако главный внутриполитический противник умиравшего государя — князь Свидригайло, решил все по-своему. Как только стало ясно, что Витовту не суждено выздороветь, младший Ольгердович повел себя как будущий повелитель государства и потребовал от старост замков покорности. Уже во время похорон Витовта, а погребальные церемонии продолжались восемь дней, сторонники Свидригайло заняли Виленский и Тракайский замки, а сам он был провозглашен новым великим князем. Поспешность, с которой Свидригайло овладел троном, ассоциировалась скорее с дворцовым переворотом, чем с приходом к власти законного правителя, но это обстоятельство никого в Литве не смутило. Как пишет Гудавичюс, великокняжеский совет и литовская знать видели лучшего, если не единственного, [14]кандидата на роль продолжателя дела Витовта в 65-летнем князе Свидригайло. Высшую литовскую аристократию не остановило даже русинское окружение Ольгердовича, ибо главным для нее в тот момент являлось противостояние гегемонистским устремлениям Польши.

Как мы помним, по условиям Городельской унии великий литовский князь должен был получать власть от польского короля, что подразумевало как минимум предварительное согласование его кандидатуры с Владиславом-Ягайло. Но многие историки сообщают, что Свидригайло был избран на великокняжеский престол без учета мнения польского монарха, а Владислав-Ягайло только не стал противиться выбору литовцев. Утверждали, отмечает Н. Яковенко, будто король питал сентиментальные чувства к неспокойному младшему брату, однако большую роль в позиции Ягайло, надо полагать, сыграла его нерасположенность к роду Кейстутовичей и боязнь создать прецедент прямого наследования ими литовского престола. Говоря о роде Кейстутовичей, Яковенко имеет в виду младшего брата Витовта Сигизмунда. Но ровесник князя Свидригайло Сигизмунд всю жизнь находился в тени своего великого брата Витовта, ничем примечательным себя не проявил и поддержкой среди знати не пользовался. Поэтому Ольгердовичам не составило труда пресечь какие-либо попытки закрепить власть за конкурировавшей с ними ветвью потомков Гедимина. К тому же, на стороне Свидригайло была популярность, которой тот пользовался среди православной знати Великого княжества, а также расчет Ягайло на то, что его младший брат, как постоянный противник Витовта, не пойдет по пути своего предшественника и будет верно служить Польской Короне.

Таким образом, мнения литовской и польской стороны относительно кандидатуры нового великого литовского князя совпали, и с молчаливого согласия Ягайло Свидригайло занял престол в Вильно. Однако сложные польско-литовские отношения очень быстро показали, что Ольгердович совершенно не собирался оправдывать надежды, возлагаемые на него польским двором. Яблоком раздора между Польским королевством и Великим княжеством стало западное Подолье, некогда принадлежавшее Спытку из Мелыитына, затем самому Свидригайло, а после его ареста в 1409 г. перешедшее в пожизненное владение Витовта. Польские шляхтичи, которых на Подолье было немало, неохотно присягали на верность литовскому трону и продолжали считать свои земли коронными. Подобные настроения находили поддержку при краковском дворе, вознамерившемся присоединить Подолье к Польше после смерти князя Витовта.