Георгий Вернадский - Начертание русской истории [litres]

В геополитическом смысле Крымское ханство в значительной мере восстановило юго-западную границу владений Золотой Орды.

Поучительно соотношение Крымского ханства и Турецкой (Османской) империи (с. 166). Принужденное признать над собой власть Османской империи, Крымское ханство получило опору в существовании этой империи. С турками крымских татар соединял религиозный момент (мусульманство) и момент племенной (общие турецко-татарские корни); различал признак «месторазвития». Турецкая империя явилась наследницей Византиии, усвоила себе «вокруг – цареградское» (в широком смысле) месторазвитие, то есть северо-восточную (отчасти же – восточную и южную) часть Средиземноморья. Крымское ханство являлось наследником Золотой Орды и занимало юго-западную окраину Евразии. Именно началом месторазвития определяется «свое лицо» Крымского ханства в составе Турецкой империи. Османская империя удерживала элементы византийской культуры. Крымское ханство хранило степную (кочевую) традицию. Выражая логику месторазвития, Турция – в геополитическом отношении – установила то же соотношение с Крымским ханством, которое в свое время устанавливали греки в отношении скифов и генуэзцы – в отношении Золотой Орды: заняла побережья. Занятые турками пункты побережья являли геополитический аналог греческим и генуэзским колониям и факториям…

История Золотой Орды не только входит весьма существенной главой в историю Евразии, но входит также в историю России. Под пеленою Золотой Орды возрастало Русское государство. Этого нельзя сказать про Крымское ханство. Крымское ханство было одним из важнейших соперников Московского государства (и даже Российской империи) в собирании рассыпавшихся улусов бывшей Золотой Орды. Этим положением и определяется главным образом отношение истории Крымского ханства к русской истории и систематическое место этого ханства в общей рамке евразийской истории [339].

I. Влияние Крымской Орды было основным, которое конкурировало с московским в делах Казанского царства (с. 168, 173 и сл.).

II. Крымский хан (при помощи турецкого султана) пытался отобрать у Москвы Астрахань (1564).

III. Он же являлся соперником русской власти на Северном Кавказе, в кабардинских, черкесских и прочих делах (при Иване Грозном и позже).

IV. Крымское влияние неизменно сказывалось в башкирских восстаниях против русской власти в XVII и XVIII веках. Башкиры «пересылались» с Крымской Ордой. В начале XVIII века к Елабуге, а затем и к Казани подступала группа восставших под предводительством Акая, из рода крымских Гиреев [340].

Крымские набеги в пределы Московского государства начались не сразу после образования Крымского ханства. Г. В. Вернадский очерчивает момент, когда московские государи, перестав подчиняться Золотой Орде, сумели добиться влияния в Казани и союза с Крымом (Иван III), когда могло казаться, что Доуралье (нынешняя Доуральская Россия), объединенное перед тем Золотою Ордой, органически и без потрясений перейдет в рамки нового объединения, организуемого Москвою. Это время (конец XV – начало XVI века) было вообще знаменательным временем в истории Москвы и Руси – одинаково в смысле политических и в смысле культурных достижений.

В это время возникла теория Руси – Нового Израиля, имевшая исключительно большое значение в московском культурно-государственном мировоззрении XVI–XVII веков (с. 198). Тогда же созданием кремлевских соборов (Успенского, Благовещенского, Архангельского) было «резюмировано» все предшествовавшее развитие русского храмостроительства (и внесен ряд новых мотивов). Этим, в свою очередь, было подготовлено возникновение (около 1530 года) на московской почве своеобразного типа кирпично-каменных шатровых церквей (оригинальнейшего проявления русского архитектурного гения). Как раз в эти годы в заволжских лесах подвизался один из замечательнейших русских подвижников – Нил Сорский.

К концу XV века с ясностью выступили основные черты геополитического положения Москвы, существенные для хода ее истории. Значительную часть нынешней Доуральской России занимает «треугольник» смешанных лесов (где произрастают так называемые «широколиственные» породы: дуб, липа, клен и пр.), с вершиною на востоке (на Волге между Нижним Новгородом и Казанью) и основанием на западе (приблизительно по линии устье Невы – Киев).

Из числа лесных местностей именно область смешанных лесов наиболее пригодна для распашки. Москва расположена на «оси» этого треугольника. К западу от Москвы область смешанных лесов расширяется. Область эта, по природе своей, наиболее близка (из числа русских земель) к европейским условиям. Она и есть путь от Москвы на запад и с запада к Москве. От Москвы же на северо-восток и от нее же на юго-восток лежат области, по природе своей, существенно «внеевропейские».

В ботанико-географическом расположении Москвы явственно выступают черты ее положения в «междуречье» (с 311). Угол, образуемый Волгой и Окой перед их слиянием у Нижнего Новгорода, отвечает приблизительно восточной вершине треугольника смешанных лесов; взятый в культуру треугольник этот есть «лесополевая» область. За Волгой залегает тайга, область хвойных лесов, с представленностью сибирских пород; за Окой залегает лесостепь; в ней дубравы чередуются с «переполяньями»; дальше к югу – «дикое поле». На северо-востоке – заволжские старцы. Там же издавна – промыслы и пути (к Студеному морю и за Камень). На юго-востоке – татары. Скоро, однако, «дикое поле» станет превращаться в возделанные поля… Так, между путями с запада, тайгой и татарами возрастала Москва – в характерном ботанико-географическом узле Доуральской России. Опасность Москве грозила то с запада, то с юго-востока. Упором, на котором держалась Москва в моменты опасности, являлся северо-восток. Когда опасность принуждала великого князя покинуть Москву, он уходил собирать войска именно в этом направлении… Опасность с юга (от крымских татар) стала наиболее очевидной с начала XVI века. Разрыв Москвы с Крымом произошел в 1510-х годах (с. 173), а еще в 1509 году великий князь Василий Иванович поставил деревянный город в Туле (на подступах к Москве с юга). В 1525 году Коломна была взята и разграблена крымским ханом Махмет-Гиреем, и вслед за тем в Коломне был сооружен «очень крепкий каменный город». В 1530 году был поставлен каменный город в Туле, в 1531 году – в Зарайске, в 1556 году – в Серпухове. Это строительство кремлей явным образом сопряжено с повторностью татарских набегов. Таким образом, создалась «связная линия» кремлей по Оке, остатки которой являются доныне одним из примечательных памятников древнерусского фортификационного искусства (еще в 1508 году был укреплен каменной стеной Нижний Новгород). «Связные линии» укреплений, которые воздвигаются с целью не пропустить противника за определенную черту, нужно отличать от «опорных пунктов», то есть изолированных укрепленных мест, призванных служить убежищем в моменты опасности. Приокская линия кремлей вместе с линией древних каменных крепостей по северо-западной и западной границе (Старая Ладога, также Новгород, Копорье, Ивангород на Нарве, Псков, также Порхов, Остров, Смоленск, Можайск, также Дмитров) [341], исчерпывают группу древнерусских крепостей, собранных в более или менее «связные» линии [342]. Помимо них, как вехами, обставлены кремлями две основных артерии, по которым шло распространение русской власти соответственно на юго-восток и восток. Мы подразумеваем артерию Волги, с Казанским и Астраханским кремлями, и артерию Туры и Тобола, с кремлями Верхотурья и Тобольска [343]. Так изобразимо в виде системы расположение каменных кремлей, этих важнейших укрепленных пунктов Московского государства [344]. Деревянные «города» и остроги были разбросаны по всей территории государства. Ни один из них не сохранился до настоящего времени (остатки Якутского острога в Зауралье разобраны в революционные годы). В моменты напряженной опасности, когда неприятель проникал в глубь страны или возникала гражданская война, в качестве укрепленных пунктов («городов») выступали монастыри [345]. Кроме общеизвестной защиты Троице-Сергиевой лавры в Смутное время, в качестве примеров можно назвать защиту Тихвинского Большого монастыря от шведов в 1613 году, защиту Макарьевского Желтоводского монастыря (на Волге, к востоку от Нижнего) в 1670 году от разиновского атамана Максима Осипова, защиту Далматова монастыря (в Зауралье, на реке Исети) в 1774 году от пугачевцев и пр. В допетровской царской России из числа образований, существовавших в пределах государства, монастыри являлись, пожалуй, наиболее автономными (в отношении царской власти). Монастыри вели защиту в те моменты и в тех местах, где царской власти не существовало (случаи Троице-Сергиевой лавры в Смутное время, Макарьевского монастыря в 1670 году); монастырь мог отстаивать себя силой оружия в случае, если монастырские старцы не были согласны с решением высшей церковной и государственной власти (защита Соловецкого монастыря в 1668–1676 годах)… На пространстве волжско-окского междуречья, а также к северу от него (а отчасти и к югу, в том числе в Левобережной Украине) можно назвать десятки монастырей, стены которых, относящиеся, по преимуществу, к XVII веку, являются весьма внушительными сооружениями… [346]В меньшем числе также XVI век, с одной стороны, и XVIII, с другой, оставили образцы подобных сооружений…