Ольга Красняк - Становление иранской регулярной армии в 1879—1921 гг.

Интересно, что слабое и неавторитетное персидское правительство в своих реестрах «дислокации персидской конницы» не упоминает о кочевых племенах провинций Фарс и Арабистан, а также о некоторых тюркских племенах, считая их неспособными для несения персидской государственной службы. Тогда как, по мнению Косоговского, не только бахтиары, но и другие ханы арабских и тюркских племен могли выставить несколько десятков тысяч прекрасных всадников на арабских лошадях [215] РГВИА, ф 76, оп. 1, д. 242, л. 5 об. .

Набеги другого, довольно крупного племени шахсевенов, кочевавшего на севере Ирана, под командованием Мамед-Кули хана, на рубеже веков участились до угрожающих размеров. Войско шахсевенов, достигшее 4 тыс. человек, было вооружено трехлинейными винтовками и ружьями французского завода Шательро. Русские офицеры — военные агенты подмечали умение шахсевенов владеть прицелом, так как «пули ложились правильно по намеченным целям, чего не наблюдалось раньше» [216] АВПРИ, ф 133, оп. 470 д. 124 л. 260. . Районы Ардебильской провинции Сераба, Миане и Хоштаруда были заполнены шайками шахсевенов, предводители которых выражали непокорность местным властям [217] АВПРИ, ф. 144, оп. 489/2, д. 575, л. 127. . Положение дел на границе в районе, подконтрольном Мамед-Кули хана, еще одного претендента на власть, было весьма серьезным и заставляло шаха с опаской относиться к этой угрозе.

Провинция Курдистан, граничившая с юга с Керманшахом и Хамаданом, а с севера с Иранским Азербайджаном, принадлежала к числу наименее исследованных военными агентами областей Персии. Однако было известно, что численность курдов составляла 13 тыс. семейств и представляла для Персии весьма значительную силу и от направления этой силы во многом зависела судьба пограничной с Турцией полосы [218] АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 124, л. 228. . Вопросы территориального разграничения между Персией и Турцией стояли очень остро и в течение долгого времени не находили разрешения. Поводом к взаимным претензиям между двумя исламскими государствами служил так называемый «армянский вопрос». В архивных материалах содержатся сведения о беспорядках, учиненных племенами курдов на турецко-персидской границе в отношении армян в 1897–1898 гг. Следует уточнить, что армяне-христиане в количестве 7–8 тыс. человек, угнетаемые в Турции, переселялись в Иран в провинции Урмия и Хой, где для них были устроены лагеря [219] РГВИА, ф. 446, оп. 1, д. 48, л. 48. . Это переселение послужило поводом к пререканиям между государствами. Вдобавок ко всему, с местным курдским населением у армян возникали постоянные столкновения, выражавшиеся во взаимных грабежах, насилии и массовой резне. Вообще, как турецкие курды, так и персидские, которые совершали действия, направленные против Турецкого правительства, заявляли, что они персидские подданные, и наоборот, когда курды выступали против Персии, говорили, что они подданные турецкие. Курды вели себя достаточно враждебно и, вследствие беспорядков, ими учиняемых, на всей турецко-персидской границе царила полнейшая анархия, и никто не мог поручиться за собственную безопасность [220] РГВИА, ф. 446, оп. 1, д. 48, л. 49. . Армяне урмийские и хойские находились в очень тяжелом положении, однако местная администрация провинций Азербайджан, Урмия и сам шах в отношении этой проблемы никаких действий не предпринимали. Определить количество курдов, разбиваемых на алаи (полки) и их боевые качества — составляло специальную задачу для русского военного агента. Анализ участия курдских племен в русско-иранских и русско-турецких войнах показал, что курды при малейшей неудаче персов или турок, начинали грабить их же собственные обозы. На боевые операции курды шли, главным образом, не из фанатизма, хотя последний у них искусственным образом подогревался, а, главным образом, по суждению русских офицеров, из-за жажды наживы. Однако и фанатизм курдов не был опасен. Об этом свидетельствует тот факт, когда в 1880 г. шейх Абдулла призвал курдские племена завоевать собственную независимость, но все дело кончитесь ничем, так как вместо согласованных действий, курды принялись грабить все, что можно, не слушая своих вдохновителей о создании суверенного курдского государства. «У курдов, — по замечанию секретаря русского консульства в Энзеруме Никольского, — нет решительно стойкости и способности на длительные сопротивления, не говоря уже о том, что они готовы пожертвовать чем угодно, ради наживы» [221] АВПРИ, ф. 144, оп. 489/2, д. 560, л. 153. . Курды чувствовали свою безнаказанность, уходя в случае опасности в горы в родные кочевки, куда практически не имели доступа регулярные войска. По отзывам специалистов — офицеров Генерального Штаба — Аверьянова, Карцова и Маевского, курды большой храбростью не отличались, хотя по внешнему виду казались настоящими воинами. Они обычно открывали ружейный огонь с дальнего расстояния, стреляя без прицела, о котором не имели и понятия. Холодным орудием курды пользовались только тогда, когда им приходилось нападать на беззащитных армян, но при первом же столкновении с сильной кавалерией натиска не выдерживали, впадали в панику и обращались в бегство. Однако, зная местность, мелкими группами заходили в тыл регулярным войскам, тем самым наносили им урон. Ни о каком горячем патриотизме, в понимании русских офицеров, не могло быть и речи [222] АВПРИ, ф. 144, оп. 489/2, д. 560, л. 153 об. . Данное положение подтверждается Косоговским, который объясняет панику и неустойчивость большой степенью суеверия всех кочевых и полуоседлых народностей Персии. В целом, представители персидской конницы были «чрезвычайно нервны и впечатлительны: быстро воспламеняются и, в момент запальчивости и подъема духа, имея во главе талантливого или хотя бы решительного вождя, — нередко просто головорезы, готовые на подвиги. Но при неудаче, также быстро выдыхаются, падают духом и, будучи подвержены самым крайним переменам душевного настроения, изумляют своими внезапными скачками, от бешеных порывов, до самой неожиданной и необъяснимой паники» [223] РГВИА, ф. 76, оп. 1, д. 378, л. 413. .

Итак, отношения между Персией и Турцией отличались постоянной натянутостью, причины которой крылись не столько в племенной и религиозной вражде, сколько в отсутствии определенной границы между этими государствами. Все пограничное пространство от Арарата до Шат-эль-Араби было населено племенами, начальники которых, как было сказано, пользовались существовавшими между обоими правительствами раздорами для удовлетворения своих «хищнических инстинктов» [224] АВПРИ, ф. 133, оп. 470, д. 99, л. 42. . На основании Энзерумского трактата 1847 г., Россия и Великобритания принимали на себя посредничество в делах мирного разрешения пограничных споров. Но естественные условия сами по себе исключали возможность примирения двух мусульманских государств. Заметим, что данного примирения Россия не имела особенных причин желать, так как натянутость отношений между Персией и Турцией оказывалась благоприятной для России, например, во время русско-турецких войн.