Александр Хлевов - Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках

Напоследок стоит отметить и еще один случай недифференцированности понятий: слово hof — «храм» — в древнеисландском обозначает также и «двор» (как, впрочем, во всех древнегерманских языках) (104; 242) и восходит к древневерхненемецкому hubal — «холм». Всякое усадебное владение архаической Скандинавии выполняло, в том число, и функцию святилища. Таким образом, архаическая конструктивная схема «возвышенность — культовое место — двор — пиршественный зал» получает законченное пространственно-временное оформление. Кстати, усадьба на Лофотенах блестяще иллюстрирует подобную взаимосвязь, как и многие другие усадьбы архаического Севера.

Можно протянуть и еще одну нить, связующую дом и культ. Вынужденным, но очень частым оказывалось препровождение человека, часто вместе с семьей, в мир иной путем сожжения его в доме. Этот способ расправы с противниками практиковался на Севере столь повсеместно, что стал одним из самых расхожих событий в повествовательном ряду саг. Невольно и уж, во всяком случае, вопреки желанию жертвы его гибель оказывалась своеобразным сочетанием погребения посредством кремации и жертвоприношения (не исключено, что именно с практикой жертвоприношения изначально подобный способ и связан генетически), а дом становился «погребальной ладьей»:

«Затем они собрали людей, окружили дом Висбура ночью и сожгли его в доме. Тьодольв говорит так:

В длинных домах, в рамках все того же пиршества, осуществлялась взаимосвязь зарождающихся и дифференцирующихся стратов общественной системы. Вейцла ( Veizla ), идентичная полюдью, представляла собой путешествие конунга с дружиной по подвластным землям, сопровождавшееся сбором дани и решением проблем местного управления. Преследуя прагматическую цель (проще было доставить едоков к дани, чем продукты на двор конунга), вейцла была важнейшим элементом вертикальных связей в социуме, частью примитивной иерархической культуры распадающегося родового общества. Именно под кровлей большого дома, на» пиру, решались вопросы общественного устройства и осуществлялось, как мы бы сказали сейчас, «стратегическое планирование». Конечно, суд вершился и на курганах, и вблизи капищ, но большая часть времени, проводимого конунгом в общении со своими бондами, текла под крышей длинного дома.

Далее, все репрезентативные функции: прием гостей (для конунга — и дипломатических представителей), окропление водой новорожденного члена рода, брачные соглашения — все это происходило здесь же, будучи освящено незыблемым авторитетом места.

«У конунгов, которые жили в своих владениях и устраивали пиры, был такой обычай, что вечером, когда кубки шли вкруговую, пили попарно из одного кубка, мужчина и женщина, сколько выходило пар, а остальные пили из одного кубка. А у викингов был закон пить на пирах всем вместе из одного кубка. Хьерварду конунгу был приготовлен престол напротив престола Гранмара конунга, а все его люди сидели рядом на скамье. Гранмар конунг сказал Хильдигунн, своей дочери, чтобы она приготовилась подносить пиво викингам. Она была очень красивая девушка. Она взяла серебряный кубок, наполнила его, подошла к Хьерварду конунгу и сказала:

— За здоровье всех Ильвингов и в память Хрольва Жердинки!

Она выпила кубок наполовину и передала его Хьерварду конунгу. Тот взял кубок и ее руку и сказал, что она должна сесть рядом с ним. Она возразила, что не в обычае викингов пить с женщинами один на один. Хьервард отвечал, что он охотно нарушит закон викингов и будет пить с ней вдвоем. Тогда Хильдигунн села рядом с ним, и они пили из одного кубка и много беседовали в тот вечер. На следующий день, когда конунги встретились, Хьервард посватался и просил руки Хильдигунн» (88; 37).

На пирах слагался эпос, в длинных домах у очагов сочиняли, рассказывали, запоминали и передавали друг другу саги. Это было место, позволяющее людям не только общаться между собой, воспроизводя существующие связи горизонтального порядка, но и открывающее прямой канал в прошлое — в общее прошлое, которое, как известно, для человеческого восприятия является единственным залогом общности и идентичности.

Наконец, большой дом — как простого землевладельца, так и могущественного конунга — всегда место сбора воинов. Это могли быть несколько членов одной семьи, обсуждавших стратегию кровной мести, либо большая дружина вождя, мечтающая о добыче в грядущем заморском походе, однако сущность собрания оставалась прежней. Здесь ярчайшим, концентрированным образом проявлялись как горизонтальные, так и вертикальные связи, как побратимство воинов, так и связывающие их с вождем узы верности и подчинения. Награждение отличившихся, раздача и дележ добычи «кольцедробителями»-конунгами, решение о приеме в дружину — все это осуществлялось здесь, на пиру под кровлей большого дома:

Чертог Одина, Вальхалла, как и все происходящее в нем, является лишь копией того, что каждый германский воин переживал постоянно, того, ради чего он жил, ради чего он шел в бой. И дева, подносившая воину рог с пивом на пиру, органично превратилась в валькирию, встречающую павшего эйнхерия в его новом доме (194; 75). Дружинник, становясь воином конунга, тоже обретал новый дом, где отныне ему надлежало провести лучшие дни своей жизни, — ведь воспоминание о подвигах порой приятнее самих подвигов.

Структурообразующая роль дома подчеркнута одним из сюжетов «Саги о Вельсунгах», в котором конунг строит дом таким образом: «Сказывают, что Вельсунг-конунг велел выстроить славную некую палату, а строить велел так, чтобы посреди палаты росло огромное дерево, и ветви того дерева с дивными цветами ширились над крышей палаты, а ствол уходил вниз… и звали его родовым стволом» (87; 2). Прямая линия преемственности, идущая от мирового ясеня Иггдрасиля, связующего миры скандинавского мифологического пространства, воплотилась, таким образом, в конструктивном центре и оси здания.