Александр Хлевов - Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках

Именно такой тип метательного копья, применявшегося при сближении с противником до расстояния прямого броска, мы встречаем на пластинке с лобовой части шлема из погребения Вендель XIV (148; 25).

Здесь изображены два воина, применившие в схватке это оружие. Удивительное по экспрессивности изображение является своего рода застывшим мини-фильмом, запечатлевшим несколько стадий схватки в одном эпизоде. Два воина сошлись и метнули друг в друга дротики. У одного дротик противника застрял в щите, у другого — пронзил полу одеяния. И теперь оба противника, выхватив мечи, сошлись в рукопашной схватке.

Чрезвычайная важность этого типа вооружения демонстрируется богатейшей экспозицией эпического наследия всех времен и народов. Практически повсюду копье, в частности копье метательное, служило неотъемлемым атрибутом героя, совершающего с его помощью свои подвиги. Ближайший географический пример — ирландский эпос, где Кухулин с неизменным мастерством постоянно применяет копья в боевых действиях, Глубокая древность сложения базиса эпической традиции, с одной стороны, является причиной консервации древнейшего вида наступательного вооружения в качестве части образа героя. С другой — ни в каком ином виде вооружения так отчетливо не проявляется «приговор норн», как при использовании дротика. Удача и воля богов столь отчетливо влияли на конечный результат броска, что именно он становился чаще всего основным моментом поединка героев. Другие варианты эпической схватки были, безусловно, вторичны.

Другой тип копья представляет собой пику, применявшуюся в ближнем бою. Здесь также обращает на себя внимание значительное сходство форм наконечников, обнаруживаемых в захоронениях на территории всей Европы. Военная сфера была сферой наиболее быстрых инноваций, которые в случае выигрышности технологических решений молниеносно преодолевали пространство. В рамках цивилизации северных морей прослеживается достаточно вариативный набор типов копья ближнего боя с листовидными (видимо, древнейшими, судя по аналогиям бронзового и раннего железного веков), ромбовидными и ланцетовидными наконечниками. Многочисленные находки из разных уголков этого мира дают зачастую чрезвычайно сходные типы, что свидетельствует как о единстве общей — в боевом смысле оптимальной — формы копья, так и о быстром заимствовании новых эффективных типологических новинок. При этом Скандинавия порождает и достаточно оригинальные типы копий, не находящие аналогий, скажем, в Англии. Примером может служить великолепный наконечник копья из Хафсло. Трудно сказать, было ли оно сугубо боевым или, быть может, выполняло и некоторые магические или церемониальные функции.

В числе копий ближнего боя есть подлинные произведения искусства. Блестящим образцом такого оружия является наконечник копья из того же Венделя XIV, втулка которого украшена двумя изображениями массивных животных, по всей вероятности медведей. Подобное копье описано в «Калевале»:

Следует отметить, что на большинстве изображений копий в рельефных композициях декора вендельских шлемов присутствуют парные шарообразные выступы в основании наконечника. Таковы рельефы на шлемах из Венделя I, Венделя X, Венделя XIV, аналогичные образцы присутствуют и в декоре шлема из Саттон-Ху. Назначение их может иметь двоякое объяснение. Прежде всего уместно предположить, что это чисто функциональные элементы, хорошо известные по другим образцам копий Средневековья, препятствующие проникновению наконечника глубоко в жертву. Однако вполне вероятно, что таким образом автор рельефов пытался передать наличие на наконечниках оружия фигур, подобных или аналогичных медведям из Венделя XIV. Однако в силу небольшого масштаба изображения был вынужден прибегнуть к условной передаче образа с помощью графического упрощения.

Лук, без сомнения, использовался, Однако есть все основания говорить о некоторой «непопулярности» этого, казалось бы, эффективного и дешевого средства вооружения. На основании анализа как инвентаря погребений, так и письменной традиции эпохи викингов складывается устойчивое ощущение некоторого презрения скандинавов к этому «оружию бедных». Возможно, что не последнюю роль здесь играло презрение к возможности убить противника дистанционно, не прилагая к этому особого воинского искусства и силы, возможно, более почетным и достойным признавался рукопашный бой. По крайней мере, иные объяснения выглядят менее убедительными. При этом в вендельских погребениях присутствуют связки стрел (без луков), подтверждающие традицию сбора ополчения или народного собрания — тинга — путем посылки стрелы с гонцом по хуторам (114; 298) (50; 43).

Наиболее демократичным видом рубящего и режущего вооружения являлась секира. Однако несомненно, что история развития боевых топоров в первом тысячелетии — история постепенного завоевания ими важного места в наборе оружия отдельного воина. Скорее всего железные боевые топоры на заре германского расселения не были очень популярны или, вернее, обладали популярностью среди отдельных племен. Так, известно, что типичным видом вооружения франков была франциска — вид топора, приспособленного для метания. Однако никакого доминирования секир среди других германских племен не наблюдается. Не затмевает она прочие предметы вооружения и в эпоху германского железного века Севера. Многочисленные изображения воинов вендельского времени, вооруженных копьями и мечами, как, впрочем, и аналогичный материал из погребений вендельских династов, свидетельствуют то же самое. С течением времени и возрастанием количества воинов в обществе «демократическая» и универсальная секира приобретает огромную популярность, становясь в эпоху викингов чрезвычайно массовым и этноопределяющим предметом вооружения для Скандинавии. Однако, вероятно, существовало разделение, согласно которому знатные воины, предводители дружин, все же предпочитали меч. Прозвище одного из конунгов Дании — Эйрик Кровавая Секира — исключение, подтверждающее правило. Однако играли роль и персональные пристрастия и умения: кому-то больше нравились и были «по руке» именно топоры.