Николай Байбаков - От Сталина до Ельцина

Поговорили о совнархозах, — это долгое время была любимая тема Хрущёва, — о том, что они разбудили инициативу на местах. Полтора часа длился разговор. В кабинете было душно. Хрущёву уже четыре раза приносили соки, и он жадно утолял свою жажду. Мне же даже чашку чая забыл предложить. Знаменательная деталь, говорящая о «народности» вождя...

Итак, в марте 1963 года я приступил к исполнению обязанностей Председателя Государственного комитета по химии при Совмине СССР, а в 1964 году по моей просьбе был назначен Председателем Государственного комитета по нефтедобывающей промышленности при Госплане СССР.

Работа в Госкомитетах представляла для меня большой интерес, так как теперь я стоял ближе к делу своей жизни — к нефти и газу и вплотную мог заняться внедрением новых технологий в этих отраслях.

Главным направлением деятельности Госкомитета по химии был контроль за химизацией народного хозяйства, о чём постановил ещё майский пленум ЦК в 1958 году, развитие производства минеральных удобрений и химических средств защиты растений... Но были и другие проблемы.

В центральные органы стали вдруг всё чаще поступать жалобы об отсутствии реактивов и реагентов, необходимых для изыскательских работ. Нашему Госкомитету надо было подготовить предложение по решению этого вопроса, чтобы помочь производству. Собрал я специалистов и обратился к ним с просьбой: «Подумайте и скажите, что здесь можно сделать?». Все почти в один голос — ведь вопрос давно наболевший! — стали объяснять: «Чтобы создать базу расширенного производства, нужно 19 совнархозовских предприятий отдать нашему Госкомитету!».

Наше предложение поддержали все инстанции, и я внёс его в Президиум ЦК КПСС.

Никита Сергеевич на том заседании Президиума был чем-то очень недоволен, даже взвинчен, а когда дошли до нашего вопроса на его широком лице появилась гримаса:

— Ну, что будем делать с предложением Байбакова? — И он обвёл взглядом членов Президиума.

— Правильное предложение! — поддержали почти все меня. — Так и нужно!

Но вдруг Г.И. Воронов, председатель Совмина РСФСР, резко вскинул голову:

— А я считаю, что это недопустимо!

Воронов был из тех людей, кто не молчал и всегда имел своё мнение. Он явно был заинтересован, чтобы эти 19 предприятий оставались в его ведении. И потому был не только против передачи их нашему комитету, но и обвинил, с расчётом на реакцию Хрущёва, меня в том, что я веду подкопы под совнархозы.

— Это безобразие! — возмущался он, глядя в сторону Хрущёва просительно и цепко. — Это начало развала совнархозов! Сегодня заводы по производству реактивов этому Комитету, а завтра своего потребуют и другие Комитеты.

Хрущев изменился в лице и перебил выступавшего:

— А мы что, не знаем, чьих рук это дело? Вот сидит товарищ Байбаков! Его телега переехала, но не задавила. Вот он и продолжает разрушать совнархозы, ведя работу по их дискредитации.

Трудно передать словами, что чувствует человек, когда на него возводят напраслину. В такие моменты очень нужна поддержка честных единомышленников. Но члены Президиума, только что бурно поддерживавшие меня, молчали, как воды в рот набрали, все старательно отводили глаза в сторону. А Демичев — один из активнейших сторонников этого проекта, протолкнувший его «наверх», теперь как бы отстранился от меня, отгородился непроницаемой маской на лице, мол, он-то к этому делу не причастен.

— Пал Нилыч, что же вы? — спросил я его, на что-то ещё надеясь.

Но Демичев молчал и в испуге покосился в сторону Хрущёва, боясь, что тот увидит, как я с ним переговариваюсь. Что-что, а в числе моих единомышленников ему теперь никак не хотелось оставаться. Это уже начинал действовать «хрущёвский стиль» руководства.

Наше предложение не прошло. На том обсуждение и закончилось. Может быть именно тогда с особой силой был явлен мне этот новый стиль руководства: как скажет вождь — так и ты ему вслед говори.

Я хорошо понимал: после того, что произошло на этом заседании, да и учитывая мои взгляды, подходы и характер, мне вряд ли сработаться с Хрущёвым, примириться с его сумасбродством и бестолковой стихийностью действий.

По тому, как затем менялись мои взаимоотношения с секретарями ЦК и членами Президиума, я чувствовал, что вокруг меня опять сгущались чёрные тучи. Хрущёв считал, что я упорно веду прежнюю политику возврата к старой, ведомственной системе. Ведь переход хозяйственных предприятий в подчинение Госкомитету означал бы возрождение министерства, — значит этот «плановик Байбаков» тянет назад, к «ведомственной экономике» (был в те годы и такой термин!). Не забыл я и язвительно-грубую фразу: «Его телега переехала, но не задавила!».

И теперь всё чаще и чаще стали вокруг поговаривать о разделении нашего Комитета на два: по химической промышленности и по нефтяной. Подумал: «Наконец-то предложение сочли целесообразным!». Но на всякий случай предупредил супругу, что Хрущёв обязательно «вышибет» меня и нам следует готовиться (решил по наитию) в Западную Сибирь в «Главтюменнефтегаз». Но ошибся! Меня назначили председателем Комитета нефтедобывающей промышленности. Я со спокойной душой взял отпуск и поехал с женой в Сочи.

Как-то в санаторий, где мы отдыхали, позвонил Николай Григорьевич Игнатов — он был тогда Председателем Верховного Совета России — и пригласил к себе на дачу, мол, нужно повидаться перед его отъездом в Москву.

Я познакомился с ним ещё в 1939 году, когда он был секретарём Куйбышевского обкома партии, а я — начальником объединения. При встречах Игнатов всегда интересовался нашими разработками, связанными со строительством нефтеперерабатывающего завода в Куйбышеве. Как человек, привыкший жить в гуще событий, он не терпел кабинетных людей и всегда был полон новых идей. Он первым поддержал бригадный подряд, договорные отношения с колхозами и совхозами, — тогда он руководил Госкомзаготовок СССР.

В Краснодаре мне рассказывали: когда проходил субботник на трамвайных линиях ул. Красной, Игнатов, будучи секретарём крайкома, тоже пришёл в рабочей спецовке и весь день работал наравне со всеми, что, конечно, понравилось многим.

Итак, я пришёл на этот раз один, без жены, в гости к Игнатовым; здесь уже были секретарь Краснодарского крайкома Воробьев и председатель крайисполкома Качанов. Словом, пришли люди, которые когда-то работали в Краснодарском крае, так или иначе были связаны с ним.

Разговор сразу пошёл о делах насущных, волнующих край, — об урожаях кукурузы, свёклы, о причинах «охлаждения» кубанцев к кукурузе. Игнатов вспомнил, как по жёсткой команде из Москвы их заставили растить хлопок и во сколько это обошлось государству. Краснодарцы, смеясь, вспоминали: