Николай Байбаков - От Сталина до Ельцина

Невыполнение планов ввода в действие производственных мощностей отразилось на развитии базовых отраслей и более всего тяжёлой промышленности, на объёмах производства угля, чёрных металлов, химической продукции.

Ограниченность ресурсов для нужд народного хозяйства в немалой степени была связана с капитальными расходами на оборону. Нужно было ликвидировать паритет США по ядерным вооружениям, что требовало колоссальных затрат.

Всё это привело к тому, что расходы государственного бюджета превысили его доходы. «Страна стала жить не по средствам» — так определили в Госплане данную ситуацию.

Появились и другие тревожные симптомы: резко ухудшилась продукция пищевой промышленности. При тех же материальных ресурсах пищевики из прежнего количества мяса производили больше колбасы, увеличив в ней содержание крахмала. Впервые ухудшение качества продуктов питания обнаружилось ещё при Хрущёве, но тогда такие случаи были нечасты, теперь же это стало своего рода эпидемией.

Сдвиги в ассортименте всё чаще стали проявляться на тех предприятиях лёгкой и пищевой промышленности, которым дали право самостоятельно планировать свою работу и вести хозрасчет. Часть прибыли увеличивалась не за счёт роста эффективности производства и ресурсосбережения, а, как выяснилось, путём скрытого повышения цен на выпускаемые товары. Этот так называемый «ассортиментный хор» не учитывался в индексах ЦСУ СССР и осуществлялся ведомственным путём в обход Госплана.

Доложил мне об этом явлении начальник сводного отдела В.П. Воробьёв. По его поручению данной проблемой занималась Галушкина Нина Андреевна. Когда-то она работала на производстве, затем в министерстве, была знакома с крупнейшими учеными в области пищевой индустрии. Нина Андреевна поехала на места, побывала в различных научно-исследовательских институтах, на заводах и фабриках и на основе собранного уникального материала сделала подробнейший анализ. Её расчёты показали, что примерно половина средств от товарооборота достигалась за счёт ухудшения качества и скрытого повышения цен.

— Государство очутилось в опасном положении, — говорил тогда Воробьёв, — выход напрашивается такой: за счёт прироста сырья надо выпускать новую более качественную продукцию и постепенно вытеснить продукцию, не удовлетворяющую запросы потребителей.

Долго и подробно мы обсуждали с Воробьиным этот вопрос, пока не пришли к заключению, что руководство страны должно знать о сложившемся положении.

— Подготовьте обстоятельный доклад! — попросил я Воробьёв. Пока готовился доклад, я ушёл в отпуск. Отдыхал в доме отдыха «Сосны», под Москвой. Руководить Госпланом остался мой первый заместитель Виктор Дмитриевич Лебедев, высокообразованный инженер-экономист. Накануне ухода в отпуск я обсудил с ближайшими сотрудниками результаты анализа ситуации и дал указание В.Д. Лебедеву представить в Правительство подготовленные Госпланом предложения по развитию экономики.

На закрытое заседание Президиума Совета Министров кроме Лебедева вызвали начальника сводного отдела Воробьёв. Позвонили в «Сосны» и сказали, чтобы я тоже прибыл.

Когда Лебедев вышел на трибуну и начал зачитывать свой доклад, в котором давалась нелицеприятная оценка характера развития народного хозяйства в девятой пятилетке, Косыгин стал нервничать.

— Почему мы должны слушать Лебедева? — недовольно хмурясь, непривычно резким тоном спросил он. — Ведь Байбаков не видел этот документ.

Я возразил, что видел этот документ и много раз, к тому же, обсуждал его.

— Но ты же не подписал его? — Всё ещё не желая верить тяжёлому смыслу доклада, как бы с надеждой обратился Косыгин ко мне.

— Я в отпуске, но с содержанием доклада согласен.

— Мы вообще не знаем, кто его составил, — заявил Косыгин. Впервые я видел, как Косыгин пытается увернуться от неприятной правды, которую невесть как и почему родило само время. На это Лебедев ответил:

— Вот Воробьёв здесь, он и готовил доклад.

Уловив, что Косыгин настроен критически, один из замов Председателя Совмина возмущённо, подыгрывая косыгинскому настроению, заявил:

— Откуда Воробьёв знает это? Откуда у него такая информация? Он начальник отдела и не может располагать подобной информацией.

Стало тихо-тихо. Эти слова ошеломили своей грубой высокомерностью. И тогда взорвался Воробьёв:

— Вы могли меня упрекнуть в том, что я не знаю или чего не следует мне знать. Но в том, что я знаю и что обязан знать, вы упрекать меня не можете.

Как видим, доклад вызвал резкую негативную реакцию среди зампредов и членов Президиума Совмина. Л.В. Смирнов, М.А. Лесечко, И.Т. Новиков один за другим стали выступать, пытаясь представить, что они в данных вопросах более компетентны, нежели работники Госплана. Посыпались реплики: «Почему мы должны «раскачивать» пятилетку?», «Ещё впереди половина пятилетки, и мы успеем всё поправить», «Госплан смотрит на это явление односторонне и мрачно», «Не надо коней менять на переправе!» (Эта последняя фраза как палочка-выручалочка сколько раз будет использоваться ещё!). Нечто от страусовой стратегии — спрятать голову под крыло, и всё исчезнет само собой! — было в этих выкриках и упрёках.

Да, досталось нам тогда от дружных зампредов! Нас критиковали за недостатки в планировании, и прежде всего в области инвестиционной политики, в неумении сбалансировать планы.

Косыгин почти не слушал, что говорили его заместители, он тщательно просматривал экземпляр доклада. По всему было видно: неприятно ему читать информацию о негативных процессах в лёгкой и пищевой промышленности.

Нелегко было докладывать обо всём этом Лебедеву, хотя он был твёрд в доказательствах и читал доклад ровным голосом. Косыгин, вздохнув, отодвинул от себя печатный экземпляр и резким тоном запретил Лебедеву продолжать доклад. Виктор Дмитриевич осёкся, побледнел, сошёл с трибуны и, усаживаясь на место рядом со мной, сокрушённо шепнул:

— Не оправдал я вашего доверия, Николай Константинович!

Всё было скомкано. Заседание закончилось, к нам подошёл министр финансов В.Ф. Гарбузов и печально произнёс:

— Алексей Николаевич очень переживает из-за этого доклада.

— Кто-то должен докладывать правительству о реальном положении дел в стране, — возразил я, — и таким органом призван быть Госплан.

Интересна и показательна судьба этого документа. Доклад был размножен и роздан всем заместителям Косыгина, а затем, буквально на следующий день, экземпляры были у них изъяты и уничтожены. Никаких решений по докладу не принималось.

В аппарате ЦК КПСС, куда также был направлен один экземпляр, доклад успели прочитать только несколько человек. К.У. Черненко, тогда заведующий секретариатом ЦК, потребовал, чтобы я забрал этот документ обратно.