Николай Байбаков - От Сталина до Ельцина

— Николай Константинович, тут дело такое, наше министерство вызывают в ЦК. Меня просили. Позвольте уйти...

Ему не терпелось поскорее сбежать с проигранного поля боя.

— Обсуждаем очень важный вопрос, — резонно возразил я. — Принципиальный вопрос. Почему же вы должны уйти? Пойдите, позвоните в ЦК, скажите, что вы заняты в Госплане.

— Тут мой первый заместитель Холод и другие товарищи, — увиливал министр с растерянным видом, — они окончательно скажут...

— Дело ваше... Поступайте, как знаете...

Как выяснилось позже, министр Козлов не был в тот день в ЦК, просто он решил ретироваться. Духу не хватило выступать после того, как наука доказала несостоятельность его позиции. Отчёт комиссии Эмануэля закончился выводом: доказано, что канцерогенного фактора нет и опасаться нечего.

Сколько лет прошло с тех пор, но мне и ныне до конца непонятно, что двигало такими людьми, как Козлов — уязвлённое самолюбие, малое знание своего дела, а может, привычка жить по старинке, ведь так привычно, не хлопотно. Или же корысть за «друга своя» — при списывании почти четверти испорченных продуктов легко и много можно было нажиться.

Но вернёмся к заседанию. Докладчику задавалось множество вопросов, в частности и такой: «Как будет храниться при воздействии озона большое количество картофеля?». Эмануэль ответил, что о конкретном воздействии на большие массы пусть лучше расскажут практики.

И практики сказали своё слово.

Взял слово Ф.И. Пивоваров, заместитель директора Магнитогорского металлургического комбината. Его завод приобрёл в Минске в 1981 году два озонатора и начал применять озонирование в овощехранилищах в дозах, рекомендованных главным санитарным врачом Белоруссии.

— Нам нравится озонирование, — сказал Пивоваров. — Это — прогрессивная форма хранения картофеля и моркови. Раньше мы паковали морковь в песок, теперь третий год засыпаем в контейнеры; раз в декаду подключаем озонатор, и с июля (а разговор шёл в декабре) она прекрасно сохраняется. Раньше для сортировки овощей комбинату требовалось сто человек, а при использовании озонирования всего две работницы перебирают картофель и то только после перевозки. Труженики комбината просили меня убедить руководство в Москве, что отказываться от озонирования ни в коем случае нельзя. Я пятнадцать лет занимаюсь сохранением овощей и — радуюсь, что теперь к сортировке мы не привлекаем ни одного лишнего человека.

Затем своё слово сказал профессор Ленинградского института холодильной промышленности Н.А. Головкин:

— Мне непонятно одно. Мы внедряем озон, видим, как он себя ведёт, его положительный эффект, а товарищи из Министерства плодоовощного хозяйства рассылают документы о прекращении его внедрения. Я вспоминаю, как в своё время были прерваны работы по генетике и кибернетике. И здесь то же самое — «прекратить всякую работу». В журнале «Холодильная техника» теперь вы не найдёте научных работ по озонированию. Про озон печатать запрещено.

Крепко и смело сказал Головкин. В зале возник шум. Хулители из плодоовощного ведомства, брошенные своим полководцем, молчали; понурив головы, слушали негодующие возгласы, крики по поводу ведомственного произвола.

Теперь взошёл на трибуну секретарь Сормовского райкома партии г. Горького Б.П. Шайдаков. У него тоже «своя» боль, государственная:

— Жаль, что по проблеме хранения картофеля имеются два мнения. Мы руководствуемся одним стремлением — сохранить урожай. Однако получаем запрет на хранение с использованием озона. В этом году мы заложили по озонному методу 900 тонн картофеля, в связи с чем и попали в немилость. Нам стали предъявлять претензии, будто у нас с внедрением озона имеются несчастные и даже смертельные случаи. Главный государственный врач города Горького выдал нам справку, что с 1979 по 1982 год фактов порчи овощей и заболеваний среди обслуживающего персонала не было. Далее нас стали обвинять в том, что от озона металлические конструкции покрываются коррозией. При проверке этих сведений снова было получено заключение, в котором сказано, что состояние поверхности воздуховодов, управляющих систем, ферм в озонируемых и неозонируемых камерах одинаково. Считаю, что все запреты нужно снять, ибо это дезорганизует работников.

Академик Мишустин, молча и хмуро внимавший возмущённым возгласам, покусывал губы. Ведь это он, принципиальный гонитель нового метода, как председатель ведомственной комиссии писал, что озон агрессивен к металлическим конструкциям; словом, сыграл неблаговидную роль, дискредитируя озонную технологию. Здесь же, в зале, он, так до конца и не примирившись с очевидностью, сказал, с оговорками, чтобы «соблюсти лицо», что озон может быть всё-таки применён, когда будут разработаны методические условия.

Вице-президент АН СССР Ю.А. Овчинников со свойственной ему прямотой и категоричностью обратился к Мишустину:

— Вы микробиолог, Вы подписали заключение о вредности применения озона, тем самым Вы компрометируете Академию наук.

Мишустин замахал руками, стал оправдываться с места, но едкие реплики и сильный шум заглушили его слова.

Все ждали, что же скажет доктор медицинских наук С.И. Буслович из Минска, известный своей компетентностью в данном деле и много претерпевший от гонителей. Он спокойно и внятно рассказал, как в Институте гигиены и санитарии проводились исследования на крысах, рождённых от крыс, которые получали в пищу обработанный озоном картофель. Исследования пяти поколений крыс дают основания для вывода о полной безвредности применения озона, так как все подопечные животные живы и здоровы. Исходя из этого, Минздрав СССР утвердил рекомендации, и метод стали успешно применять не только в Минске, но и в Горьком, Хабаровске, Кургане, Магнитогорске. И везде были получены положительные результаты.

Обстановка на коллегии всё более накалялась. Старые, незажившие обиды, упорство противников озона, ищущих обходные пути, зацепки, вроде такой, что нужно ещё и ещё раз проверить, выработать методологию, что на крысах опыты — это всё же опыты не на человеке, — только распаляли сторонников передовой технологии. В зале стоял шум, соседи спорили друг с другом.

Нет, не так просто одолеть косность и уязвлённое самолюбие. Несколько охладило обстановку примирительное выступление академика Овчинникова. По его мнению, истина заключается в том, что при рачительном хозяине, хорошем хранилище, использовании озона с умом, будет полный порядок. Озон — это агент со своими плюсами и минусами, и его можно применять в интересах человека, если действовать грамотно, и предавать озон анафеме нет смысла.

Коллегия полностью согласилась с рекомендациями Академии наук.