Николай Байбаков - От Сталина до Ельцина

Хотя в моих анкетах всегда значилось, что инженером Ленинского промысла я числюсь с 1 января 1932 года, на самом же деле уже с середины 1931 года я исполнял работу инженера на промысле. И только потом, получив диплом, был оформлен на службу официально. Вот так жизнь торопила нас, всё моё поколение, всю страну.

Моя студенческая юность совпала с годами начала первой пятилетки. Тогда в основном завершилось техническое перевооружение нефтяной промышленности — первой из всех отраслей Союза, когда десятки предприятий страны сумели изготовить новейшее по мировым стандартам оборудование для нефтепромыслов.

Газета «Бакинский рабочий» (где Сергей Есенин печатал свои стихи) писала в 1927 году: «Станки и бурильные инструменты, изготовляемые на советских заводах, не уступают по качеству заграничным. Сормовские станки, коломенский насос — любимцы каждого бурового мастера».

Динамика технического прогресса на бакинских промыслах просто ошеломляла воображение: только в 1928 году в «Азнефть» поступило с заводов России и Украины бурового оборудования на 4,1 миллиона рублей, а тогда это была немалая сумма. На следующий год сумма заказов на различное оборудование для Баку уже составила свыше 50 миллионов рублей. Огромные капиталовложения в крупное нефтяное машиностроение поступали и из самого Азербайджана, усиленными темпами строились здесь новые электростанции, а старые расширялись и переходили на прогрессивное оборудование.

На промыслах Баку не хватало рабочих кадров, не хватало высококвалифицированных специалистов, их готовили в вузах Москвы и Ленинграда. С такой всесторонней помощью бакинские нефтяники выполнили задание первой пятилетки за два с половиной года. Тогда же был превзойдён показатель добычи нефти 1901 года — самый высокий за весь период промышленной разработки бакинских месторождений.

Следом началось бурное освоение так называемой «подкирмановской нефтяной свиты» в Балаханах. Оно сулило огромные перспективы и ставило мой родной Ленинский промысел в число самых интенсивно развивающихся и ведущих.

В такое удивительное время всеобщего энтузиазма сбылась моя мечта — я стал инженером на этом промысле.

Нет, не всё, разумеется, шло гладко и хорошо. Новые, «подкирмановские» скважины преподнесли сюрприз — стали быстро обводняться. Причина была понятной: над нефтяным пластом находился мощный пласт, из которого под высоким давлением из-за ненадёжной цементировки обсадной колонны проникала в этот пласт не нефть, а вода. Всё вроде бы просто. Но что делать? Как и чем закупорить водяной пласт? Цементом под высоким давлением? Эта мысль пришла мне сначала как бредовая. Но вот стала она всё больше и больше обрастать реалиями, выстраиваться в технологическую систему.

Так дался мне первый, самый памятный и дорогой для меня успех в жизни, и проект, разработанный мной — молодым инженером, был принят и внедрён как новый метод закачки цемента в водяной пласт под высоким давлением. Он дал хорошие результаты, и с тех пор все наши нефтяники называют его «методом Байбакова».

Это окрылило меня, творчество увлекло. Вторая моя изобретательская разработка — метод беструбной эксплуатации нефтяных скважин, при котором вместо остродефицитных в те годы насосно-компрессорных труб использовались обсадные колонны для подъёма нефти на поверхность. Метод этот, конечно, не блистал совершенством, но сыграл своевременно свою роль: множество скважин, простаивавших из-за нехватки насосно-компрессорных труб, было пущено в работу, что помогало выполнять план.

Ни эти, ни другие разработки и рационализаторские предложения тогда не были официально зарегистрированы. Дело в том, что в те времена нам, специалистам промыслов Азербайджана, было запрещено получать вознаграждение за разработки и внедрение в производство новой техники и технологий. Запрет исходил от первого секретаря ЦК партии Азербайджана Багирова, который в выступлении на Пленуме в Баку обвинил нас, специалистов, в том, что вместо благодарности государству, давшему нам бесплатное образование, мы «обдираем» его, получая деньги за разработку технических новшеств. После такого обвинения мы стали отказываться по существу и от авторства вообще.

Многие предлагаемые нами новшества предварительно не были оформлены юридически. Но я считаю, подлинное авторство всегда должно иметь свой юридический паспорт. Иначе что же получилось? Иностранные нефтяные компании тщательно следили за всеми техническими новшествами у нас и часто оформляли их как свои собственные. Так «метод Байбакова» стал в США «методом Скотта», и все вроде бы законно, ибо американец — его юридический автор. А вообще получилось настоящее «скотство».

Теряли от этого не столько каждый из нас лично, сколько страна, её авторитет. Вот что значит самодурство высокопоставленного лица. И дело здесь не в премиях, а в моральном уроне для страны, идущей новым для мира путём. Лично я в те свои бакинские годы не чувствовал себя ни в чём ущемлённым или обделённым, душа была полна гордостью за то, что нужен коллективу, что товарищи верят мне, уважают и ценят моё мнение, мои предложения. Отношения с рабочими сложились добросердечные, а порой и братские: они видели во мне своего парня и гордились, что вот парень из их среды, вообще свой, стал инженером. Да и мне не могло прийти в голову, что есть какая-то разница между ними и мною. Почти все они — вчерашние крестьяне, бывшие батраки, люди малограмотные, а то и вовсе неграмотные. Были среди них и такие трудяги, что не имели никакой рабочей профессии. Считалось, что это не беда. На промысле всегда находилась незамысловатая работа, доступная для каждого. Освоил такую работу — приступи к более сложной. И вот, учась в деле, бывшие батраки становились буровыми мастерами. Так воплощался в жизнь знаменитый лозунг «Догнать и перегнать!».

Жизнь моя была ясна и пряма. И всё-таки появилась в ней тревожная тень. Она вдруг надвинулась на меня зловещим словом «вредительство».

За «вредительство» в одночасье сняли с работы и отдали под суд управляющего трестом «Лениннефть» А.И. Крылова. Та же судьба постигла и многих других известных мне дельных руководителей. На их место приходили новые люди, но и они быстро попадали «под подозрение» при первых же неурядицах на производстве.

Верные друзья под большим секретом осторожно сообщили мне, что я, тогда уже заведующий промыслом, тоже «подозреваюсь». За что, почему? Факты, дескать, налицо — за то, что покрывал «вредителей». К несчастью, случились на промысле у меня две аварии: из-за негодности подъёмного оборудования в скважины упали насосно-компрессорные трубы. Неужели кто-то может подумать, что это произошло по злому, вредительскому умыслу? Выходит, что может. Не зря уже слушок такой пополз среди людей. Начальство подозрительно косится. Верное знамение времени — известно, чем в таком случае кончается. А если вдруг ещё раз произойдёт что-нибудь на производстве? Лучше исчезнуть из поля зрения, уехать куда-нибудь; забудут о тебе, и тучи сами собой рассеются.