Николай Байбаков - От Сталина до Ельцина

Был дискредитирован Госплан страны, который якобы связывал руки директорам предприятий и объединений в их хозяйственной работе. Забыто недавнее утверждение, что нужно «поднимать роль и значение Госплана». Госплан просто-напросто отменён, распущен за ненадобностью, ибо сменился государственный строй, и цель — «развитой капитализм» через «дикий» и преступный. Остаётся ещё часть государственного сектора, и, имея его в виду, я намерен вести дальнейший разговор.

Я убеждён, что в решении проблем улучшения продовольственного снабжения мы не только как прежде отстаём, а попали в безнадёжную ситуацию: фермерские хозяйства, ничтожно малые в процентном отношении, не могут давать и не дают продукции больше, чем колхозы. А сами колхозы не только хиреют, их дружно разваливают, хотя и сейчас их доля в производстве продуктов решающая. А если будет утверждён земельный закон в «демократическом» виде, на земле не останется производителей: в фермеры современный крестьянин в подавляющем большинстве не может пойти, — в силу малосемейности, в силу того, что средний возраст сельского населения в два раза выше, чем городского, в силу отсутствия технической базы, дороговизны техники и отсутствия крестьянского банка, дающего под умеренные проценты кредиты. Часть земли придёт в запустение, возникнут пустыри, а другая часть будет заложена за долги. К сожалению, это сейчас и происходит.

Ещё в бытность свою председателем Краснодарского совнархоза я понял, что управление на местах было инициативным и опытным. Но центр должен координировать межотраслевые направления развития экономики, держать рычаги управления отраслями, имеющими стратегическое значение. К тому же многие хозяйственные руководители на местах не настолько квалифицированны, чтобы быстро перевести работу предприятий на принципы рыночной конкуренции.

При переводе предприятий на хозрасчет и самоокупаемость, когда был упразднён регулятор роста производительности труда и зарплаты, я пытался привлечь внимание к этой грубой ошибке и правительства, и политбюро. «Кому это выгодно?» — спрашивал я, но так и не получал ответа. А ведь фактически все, к кому я обращался, знали, что это приведёт к хаосу в экономике. При плановом регулировании зарплаты всегда исходили из того, что её рост не должен опережать роста производительности труда.

Если проследить по пятилеткам, то получается следующая картина: в 1966-1970 годах рост производительности труда составлял 38,6 процента, а заработной платы — 26,4 процента; в 1971-1975 годах — соответственно 25 и 20 процентов; в 1981-1985 годах — 14 и 12,6 процента. Но вот, когда был отменен плановый регулятор, данное соотношение стало 17,1 и 32 процента, то есть рост заработной платы превышал рост производительности труда почти в 2 раза! Это — нечто абсурдное.

Не улучшилось положение и в 1991 году. Отмена регулятора несомненно обрадовала многих руководителей предприятий, так как теперь каждый получал возможность делать то, что считал выгодным своему предприятию и ему лично, а остальное его не касалось.

Вот и стали они искать более лёгкие пути получения прибыли -не за счёт расширения производства продукции, улучшения её качества, повышения производительности труда, снижения себестоимости продукции, а путём взвинчивания цен. Производить дешёвые товары стало невыгодно, и такие товары вымывались из производства. Либо делали иначе: под предлогом модернизации изделий (весьма незначительной) резко поднимали на них цены.

На многих предприятиях всю прибыль переводили в завышенную зарплату. И что же получилось? Итоги — плачевные. Производство не расширяется. Производительность труда не повышается, затраты не снижаются, а растущая прибыль, как ширма, скрывает эти негативные явления.

Когда я анализирую ход экономической реформы, мне, честно говоря, становится страшно. Идёт глобальный регресс чуть ли не по всем направлениям. Фактически почти нет предприятий, способных в новых условиях двинуться вперёд, обеспечить высокую производительность труда, расширить ассортимент товаров, увеличить их выпуск. На мой взгляд, большинство трудовых коллективов стоят в стороне от этих «новшеств». Получив не рост жизненного уровня, а наоборот, его падение (к 1997 году в 2,5-3 раза!), большая часть населения относится безучастно к проводимым экономическим экспериментам, не понимает и не принимает их.

М.С. Горбачёв, юрист по образованию, мог и не знать всех проблем и тонкостей планирования. Ещё в 1976 году, когда мы вели беседу с ним о развитии овцеводческих хозяйств в Ставропольском крае, где он был секретарём крайкома партии, я предложил ему перейти на работу в Госплан СССР первым заместителем Председателя по сельскому хозяйству. Горбачёв тут же заторопился, поднялся со стула и быстро проговорил: «Я с этой должностью не справлюсь!». И кое-как попрощавшись, поспешно вышел из кабинета. Тогда он, видимо, понял, как важно, находясь на ключевых постах в государстве, обладать необходимыми знаниями экономических процессов. Став Президентом СССР, Горбачёв шёл по пути, на который ориентировали его советники. Их квалификация давала, казалось бы, основание думать, что они понимают значение планирования, не отменят регулятор роста производительности труда и заработной платы, ибо тогда произойдёт разбалансирование экономики и разрушение социальной устойчивости общества.

Они хорошо знали, что за четыре пятилетки, с 1966 по 1985 год, этот принцип планирования никогда не нарушался. Они знали и то, к чему приведёт такое нарушение, но не предостерегли своего хозяина, ибо он думал не так.

Вот и получилось, что одни торопились сразу увидеть результаты своего реформизма, а другие, в угоду им, поддакивали, одобряя нововведения поспешной перестройки. В результате быстрого роста заработной платы и отставания производства товаров широкого потребления эмиссия денег из года в год стремительно нарастала.

Если бы мне в мою бытность Председателем Госплана сказали: «Товарищ Байбаков, ты закончил год с эмиссией в 20 миллиардов рублей, не обеспеченной товарным покрытием», я бы, наверное, был близок к помешательству. При Сталине меня обвинили бы во вредительстве. А в наше время сие называют платой за переход к рынку. Это что-то абсурдное: разрушая готовый рынок, переходить к рынку.

Меня постоянно интересовало, что продаётся в магазинах. Если на прилавках есть товары, значит и Госплан работает правильно. Если в продаже не было каких-то вещей, это становилось предметом серьёзного обсуждения.

Как-то в 1989 году зашёл я в ГУМ. Походил по его линиям и всё больше убеждался в том, что о прежнем наличии товаров напоминают лишь названия отделов. С горечью и недоумением взирали люди на необычно пустые прилавки. И только у кооперативного прилавка покупатели стояли в очереди за импортными духами и одеколонами. Кооператоры закупили на валюту у инофирм дешёвые, но пользующиеся спросом духи и реализовывали их по бешеным ценам. И люди покупали. На что-то ведь надо было тратить деньги.