Василий Немирович-Данченко - Кавказские богатыри: очерки жизни и войны в Дагестане — Немирович-Данченко В.И.

— Помолились?

— Точно так! — тихо ответили ему те…

Так же спокойно как всегда смотрят их лица, так же ровно дышат груди.

«Помолились… Славу Богу… Сподобил Господь!» — вздохнул про себя Левченко и прибавил:

— Теперь и помирать не страшно… За веру Христову!..

Мехтулин молодцом держался на фланге. Он как южанин был чужд северной простоты. Для тех — подвиг являлся службой, присягой, будничным делом… Татарин — плавал в каком-то восторге, и сегодняшняя ночь казалась ему вся в ореоле славы и блеска… Амед тоже улыбался. Его душа не знала страха, и он о чём-то перешёптывался с Мехтулином, причём ближайшие солдаты слышали имя Шамиля, Хатхуа… Левченко подошёл уже на ходу к Незамай-Козлу.

— Ваше высокоблагородие!..

— Чего тебе?..

— Гололобым-то нашим прикажите не дурить…

— Каким гололобым?!

— А Мехтулину с Ахмедкой!

— Какие же они гололобые? — засмеялся Незамай-Козёл. — И тот, и другой с волосами…

— Всё одно — азия! А только они большую пакость Шамилю задумали сделать. Как бы нам не помешали!..

— Ну, ладно… Амед… Мехтулин… Подите-ка сюда!

Молодые люди подошли к офицеру. Он некоторое время стоял молча, не зная, как начать.

— Что вы там задумали?.. — спросил он у Амеда.

— Так, пустое дело одно… — уклончиво ответил он, не глядя на офицера.

— Пустое-то, пустое… А оно может помешать нашему важному!

— Нет! — засмеялся Мехтулин. — Не помешает… Мы обещали Нине Степановне Шамилева коня достать…

— Вот… — хотел бы сказать «дураки», да удержался Незамай-Козёл. — Что ж, у вас по десяти голов на плечах?..

— По одной… Только кажется десяти стоит! — гордо ответил Амед.

— Не сносить вам её, ребятушки!.. Там кончим дело, — дай вам Бог успеха… А только пока что — вы с нами… Шамилева коня!.. Шутка ли, что придумали!.. Да они вас в куски изорвут…

— Посмотрим! — и Мехтулин засмеялся, соображая, что, если ему удастся это дело, — завтра во всех горах, от Адыге до Белокани, заговорят о нём, и все горские девушки станут мечтать о таком богатыре.

— Знаешь что? — обернулся Мехтулин к Амеду.

— Ну?..

— Будем от этой ночи навсегда братьями…

— Я рад… Я всегда любил тебя… У тебя в груди бьётся настоящее сердце…

У нас в таких случаях меняются крестами… Татарин с елисуйцем — обменялись кинжалами. Амеду нисколько не жалко было отдать свой, оправленный в золото и бирюзу, за простой в кожаных ножнах Мехтулина. Оба поднесли их к сердцу, устам и голове и горячо пожали руки друг другу. Теперь они не задумались бы умереть один за другого!.. Незамай-Козёл видел всё это и догадывался, в чём дело… «Хороший народ, — сообразил он. — Кабы им да настоящую дорогу — в большие чины произошли бы».

Наши миновали секреты…

«С Богом!» — слышалось им вслед оттуда. Солдаты, лежавшие на земле, крестили охотников. Собаки скоро почуяли своих и молча подбежали, ласкаясь и тыкаясь мокрыми носами в руки приятелям. Потом опять залегли в траву и, чутко сторожа окрестность, всматривались в темень безоблачной ночи…

«Так ли мы идём?» — призадумался было Незамай-Козёл, но в это самое время, точно желая указать ему путь, вспыхнул вдали на небольшой высоте сноп огня, послышался глухой удар горного орудия, — и с визгом и трепетом чугунное ядро пролетело над головами маленького отряда… — «Ишь, отозвалось… Сюда-де»… — улыбнулся Незамай-Козёл. От тяжёлых предчувствий у него ничего не осталось. Перед лицом настоящей опасности он был уже и спокоен, и весел.

Амед и Мехтулин вышли далеко вперёд… Они должны были в случае чего подать сигнал тревоги. Но горцы стали за последнее время до странности беспечны. Возбуждение первых нападений давно улеглось. Вся эта масса горючего материала, собранного Шамилем перед крепостью, точно отсырела… Недавно отбитое Амедом стадо у дидойцев нисколько не заставило отдельные отряды горных кланов быть осторожнее, у великого имама тоже был расчёт. Взамен ушедших обратно в горы андийцев он ждал малую кабарду и чеченцев из самых диких аулов… Табасарань тоже прислала ему аманатов в залог того, что она скоро явится на газават. До нового отчаянного нападения ему хотелось усыпить русских… Он беспокоил гарнизон ночною канонадою, но сам оставался неподвижен… Наибы просили его разрешить отдельные нападения. Он позволял им накидываться в окрестных горах и ущельях на аулы мирных горцев и разорять их, но крепости не тревожил. Ещё будет время, соображал имам. У русских всё равно неоткуда взять сил… Никто не придёт им на помощь, и последний удар, который он нанесёт, должен быть, действительно, последним, роковым, уничтожающим. Ему хотелось сердца всех исполнить ужасом, и он решил никому из гарнизона не давать пощады. Когда крепость будет взята, — он повесит и расстреляет весь её гарнизон. Там есть две женщины, — он отдаст их не в плен, а в рабство. Священника сожжёт живьём вместе с комендантом. Пусть у русских долго помнят об этой расправе, а в горах власть и обаяние имама только вырастут после этого.

Благодаря такому решению Шамиля — усыпить пока защитников старого укрепления, — наш маленький отряд между своими стенами и первыми кланами не наткнулся ни на одну сторожевую партию горцев. Когда охотники подошли уже ближе, новый сноп огня со скалы вспыхнул, точно чьи-то веки поднялись и открыли на мгновение чудовищное пламенное око… Костры вдали у кабардинцев гасли. Лезгины сегодня их и не зажигали… Тихо-тихо шёл отряд… Так тихо, что двигавшимся впереди Мехтулину с Амедом трудно было расслышать его движение по мягкой и сырой почве… Утёс, на котором стояли орудия имама, гребнем подымался почти отвесно над ближайшим холмом… Позади он пологим скатом сливался с ним… По этому скату нужно было подняться нашим… Татарин и елисуец дождались их…

— Пойти нам первым?.. — спросили они. — Один останется там — другой вернётся к вам и скажет, сколько их…

— Хорошо! — одобрил Незамай-Козёл. — Амед, ты там дождёшься нас, а Мехтулин вернётся.

Отряд остановился. Неслышно горцы двинулись по козьей тропинке. Чем ближе к вершине холма, тем яснее доносился до них шум голосов оттуда… Пока слышалось немного. Мехтулин, слух которого как и у всех татар был чуток, — различил восемь голосов. «Кто бы это был? Если кабарда, — плохо дело»… Но как нарочно один из артиллеристов Шамиля запел в это время унылую и протяжную песню… «Слава Аллаху, — это веденцы!..» — прошептал Амед.

— Отчего слава Аллаху? Веденцы — храбрые люди.

— Да, умирать и драться мастера… Зато сторожат плохо… Постой, — я пойду к ним, а ты возвращайся и веди отряд.

— Как — к ним?.. Они убьют тебя.

— Ты знаешь нашу горскую пословицу: «в кармане у одного елисуйца поместятся десять веденцев… А остальные сами придут за ними и влезут туда же»…