Василий Немирович-Данченко - Кавказские богатыри: очерки жизни и войны в Дагестане — Немирович-Данченко В.И.

Корабль в бурю… Именно — корабль в бурю…

Таким казалась «экспедиция», как называли тогда, которую, желая спасти Брызгалова, послал прямо в глубь восставшего края смелый Фрейтаг. Добраться до Самурского укрепления берегом, — прошли бы месяцы, и оно бы пало ранее. Проще было через Чечню кинуться в Дагестан на Салты, где на этот раз родился газават, — разнести всё на пути, сжечь дотла аулы, пославшие туда бойцов, на месте Салтов не оставить и камня на камне и заставить таким образом скопище Шамиля опрометью броситься назад на защиту своих очагов и саклей… Недаром горцы, в гимне газавата, просили Аллаха пуще всего беречь остающиеся в аулах семьи мюридов… Удар по этим аулам и семьям был всегда ударом по сердцу, и его не выдерживали бестрепетные рыцари гор… Напротив, они рассеивались тотчас же, как воробьи от холостого выстрела над полем, и каждый всадник стремглав летел к себе, чтобы защитить родных, чтобы стать у порога своей сакли, и, если нельзя отстоять её, то умереть у входа… Пусть враг переступит в неё не иначе как через труп бойца… Малые отряды, чтобы их не раздавили многочисленные горные кланы, должны были бить по воображению, — они это и делали… Русская экспедиция проходила, как циклон, как смерч… Всё гибло при встрече с нею, — и позади оставалась пустыня. Надолго после того враг склонялся и покорно молчал…

Корабль в бурю — в пути уже вторую неделю…

Он перевалил несколько хребтов, покинул много сырых и прохладных ущелий… Прошёл леса, встречавшие его молчаливою дрёмою… В нерукотворённом величии возносились над ним гиганты Кавказского хребта; вершины их тонули в небесах, выдвигая обнажённые чела из густой чащи девственных боров и дубовых пустынь… Некоторые, казалось, скалами подпирали синеву безоблачной тверди. Как полуразрушенные колонны эти утёсы всё выше и выше подымались. Но отряд ещё был внизу. Тишина стояла кругом… Генерал Кузнецов хмурился: безмолвие было здесь зловещим признаком… Солдаты бросались к попутным аулам, оттуда никто не бежал при их виде. Аулы оказывались уже оставленными. Встреча готовилась где-то впереди. Где? Кто мог указать это?.. Безлюдье было призрачно. За отрядом наблюдали тысячи глаз… Со всех высот, со всех утёсов — зоркие бойцы следовали за нашей экспедицией и угадывали путь корабля… Всадники и пешие давали знать о нём тем, кто ждал впереди… Вон на скале мелькнула папаха. Её никто не видел — слишком далека она, — но у горца орлиный глаз… В синеве ущелья он, притаясь, уже рассмотрел авангард. Тихо и осторожно двигается он… Три сотни казаков… Надёжные роты… Несколько горных орудий… Всё сосчитал горец и, пока авангард дальше и дальше уходил по извилинам утонувшего в темноте ущелья, чеченец уже краткими турьими тропами перебежал вперёд… Тут пологий скат. Здесь вся наша экспедиция, весь наш корабль будет на виду, и горец как чайка над морем рассмотрит каждую мачту его, каждую снасть… Солнце бьёт в этот скат; золотистым туманом лежит на нём свет, тыльный для сторожевого чеченца. Золотистым туманом, в котором нежно и мягко обрисовываются голубые тени рытвин, оврагов, складок выступивших горбин… Авангард показался здесь… Точно маленькое пятно тень от случайно набежавшей на небо тучки… Пятно это всё движется и движется. Несколько раз в нём точно полымя блеснуло, — горец угадал под солнцем медь горных орудий, лёгким отвесом чешуи какой-то чудятся штыки… А вон другая уже большая тень — это движутся главные силы — колонна экспедиции… Тут уже горец весь перешёл в глаза… Он зорким оком одолевает пространство и часто угадывает то, что недоступно ему рассмотреть… Он считает роты и сотни… За нею, за этою главною силою набега медленно ползёт подвижный парк… Транспорт… Обозы… Всё заметил и запомнил горец, ни одна телега, ни одна пушка не укрылась от него… Теперь весь отряд на склоне горы… Вес отряд под светом… Вон арьергард… Две роты… Казаков там нет… Вон по бокам — особые колонны, охраняющие главную, прикрывающие её… Непрерывные цепи от авангарда до арьергарда точно ожерельем охватили отряд… Кавалерия зачем-то выехала вперёд и веером раскинулась… Горец наметил себе одного драгуна, подъехавшего слишком близко к сакле, на которой он засел как коршун… Наметил, приложился… Да вдруг почему-то раздумал и прочь отвёл ружьё, а сам сполз скорее вниз на противоположную сторону от отряда, нашёл под утёсом своего стреноженного коня, кошкой в седло вскочил и взвился птицей по неприступным, казалось, местам, — дать знать кому надо о всём, что он увидел, о чём он догадался и что сообразил.

— Место открытое… Спокойно идти… — заметил молоденький адъютант, ехавший позади генерала, товарищу, старому добродушному казачьему офицеру.

Тот сплюнул в сторону… Скосил глаз к юноше и мигнул ему.

— Чего вы это?..

— Так… Лесок от видите… Ишь махонький…

— Ну?..

На противоположном скате лес стоял щетинкой… Казался изумрудным под этим солнцем. К нему со всех сторон примыкали утёсы.

— Там, будьте благонадёжны… нас встретят…

— Кто… Кому встретит?

— Воны [52] встретют… Гололобь самая… Только мы туда носом, — сейчас начнётся. Я их знаю, азиатов…

— Ну, это вам так кажется… Вы подумайте, какая тишина…

— А вы полюбуйтесь-ка на этих птиц…

Над лесом, действительно, реяли птицы.

— Коли, не глядя на жару, они не садятся, — значит им там, в лесу, неспокойно. Уж, как пить дать, встретют. Сидят они там в завалах.

— Надо бы генералу сказать…

— А вы думаете, ён глупей меня, — не видит… Небось, уже мозгует, как и что…

И действительно… Точно, чтобы оправдать лестное о себе мнение офицера, — тот вдруг обернулся.

— Кошенко! Прикажите, чтобы подтянули орудия… Казаков веером вперёд… Авангарду быть наготове… Его подлецы эти без выстрела пропустят… Боковым колоннам не зевать… Цепям смотреть в оба. Да пошлите туда Кыштымского… Он молодец и знает их природу… Арьергарду — собраться в кулак… У всех ли там заряды в исправности? Эти разбойники прежде всего на него набросятся.

Юноша летит исполнить приказание, а сам про себя думает: «У страха глаза велики… Перепугались наши старики. Тишина такая. Кто из горцев может ещё думать о чём-нибудь в такую жару!..»

Но вот у самой опушки леса мелькнула какая-то красная точка. Мелькнула и исчезла… Офицер сообразил, в чём дело… Очевидно, высматривали русских оттуда… Ну, значит, надо быть готовым… Это было для него — первое дело. Он только что приехал на Кавказ и «горел желанием сразиться». Так он читал об этом у Марлинского и весь был в трепете и лихорадке ожидания…

— Слава Богу, слава Богу, слава Богу!.. — повторял он про себя. — Только бы оказаться молодцом… Господи — помози!.. Так, кажется… Ах, жаль, нет особой молитвы на это… Вот ведь не учили в корпусе…