Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

Корреспонденту стало ясно: речь идет о деле очень важном, вот он и послал мне телеграмму.

Закончив свой рассказ, Гехман как вещественное доказательство вручил мне напечатанное типографским способом приглашение на конференцию терапевтов, в котором и значились те самые доклады, посвященные борьбе с истощением.

Да, понял я, дело серьезное. Я отдавал себе отчет, что писать в газете об этом во время войны, да и в мирное время, никто бы в те времена не разрешил. Но редакция может и должна действовать не только материалами газетной полосы. И сказал Гехману:

Немедленно пишите рапорт. Изложите все, как есть. Пошлем Сталину.

На второй день корреспондент принес и положил мне на стол рапорт. На четырех страничках машинописного текста было рассказано все, что узнал и увидел Гехман на Калининском фронте. Рапорт я сразу же послал Сталину, приложив к нему повестку дня конференции терапевтов Калининского фронта.

Все это происходило ночью, вернее, в три часа ночи. Нарочный отвез пакет в Кремль, а Гехману я сказал, чтобы он на всякий случай задержался в Москве.

На следующий день по какому-то делу я позвонил секретарю ЦК партии А. С. Щербакову. Его в Москве не оказалось, он выехал в срочную командировку, ответили мне. Чуть позже заглянул в Управление тыла Красной Армии. Хотел встретиться с А. В. Хрулевым. Его на месте не было. Зашел к Зеленцову, заместителю начальника тыла.

— Где Андрей Васильевич? — спросил я.

— Как где? — ответил Зеленцов. — Ведь ты туда писал, — показал он в сторону Кремля. — По приказу Сталина Хрулев вместе с Щербаковым и Щаденко выехали на Калининский фронт…

Вернулся я в редакцию, телефонный звонок:

Это Микоян звонит. Вы писали о недостатках с питанием на Калининском фронте. Этот вопрос будет обсуждаться на заседании Государственного Комитета Обороны. На фронт выехала комиссия ГКО и взяла с собой ваше письмо. Не можете ли вы дать мне копию? Мне тоже поручено заняться этим делом.

Так я узнал, что наше письмо сразу попало к Верховному, узнал, как на него отреагировали.

Минуло два дня — никто из комиссии ГКО еще не вернулся. На третий день звонит мне из Калинина Щербаков и говорит:

— Дивизии с таким номером, на которую ссылается ваш корреспондент, на Калининском фронте нет и не было.

Вот это да! Неужели такой опытный газетчик, как Гехман, воспользовался недостоверной информацией? Я немедленно вызвал его:

— Кто сообщил вам факты о голодающих? — спрашиваю спецкора, стараясь скрыть свое волнение.

Никто. Я сам был на месте, в батальонах и полках, проверял факты. За каждое слово отвечаю головой…

— Но такой дивизии нет на Калининском фронте. Нет дивизии с таким номером, — и рассказал ему о звонке Щербакова.

— Видите ли, товарищ генерал, — спокойно объяснил Гехман. — Я, согласно вашему приказу, никогда не записываю номера частей и соединений, мало ли что со мной может произойти. Попади моя полевая сумка в руки немцев, у них будет в руках дислокация войск фронта. Да и номера мне практически ни к чему. Зачем? Ведь в газете мы называем части по фамилиям командиров. Когда я долго нахожусь на одном фронте, номера дивизий невольно запминаются. А на Калининском фронте я пробыл несколько дней, все дивизии для меня новые, вот, видимо, какой-то номер я и спутал.

Гехман неторопливо раскрыл планшет, достал карту и минуты две внимательно разглядывал ее. На карте не было никаких помет, но он словно припомнил знакомые опушки, лощины, пригорки… Потом сел за стол, стал быстро писать, а затем протянул мне проект ответа Щербакову:

«Штаб интересующей вас дивизии находится в двух километрах северо-восточнее озера Кислого. Командир дивизии генерал Маслов, начальник политотдела Орловский».

Спустя четыре дня комиссия ГКО вернулась с Калининского фронта. Встретив Хрулева, я спросил его:

— Ну что, нашлась та дивизия, о которой писал в рапорте спецкор?

— Нашлась. И в других не лучше, чем в этой.

Государственный Комитет Обороны дважды обсуждал вопрос, поднятый «Красной звездой». Все, о чем говорилось в редакционном письме, полностью подтвердилось:

«Проведенной проверкой комиссии Государственного Комитета Обороны, — говорится в постановлении ГКО, — положения дел с питанием красноармейцев на Калининском фронте, установлено:

На Калининском фронте в марте и первых числах апреля месяца имели место серьезные срывы в питании красноармейцев. Перебои в питании красноармейцев происходили тогда, когда фронт, армия и соединения Калининского фронта имели достаточную обеспеченность продовольствием…»

ГКО подверг резкой критике командующих фронтом и армиями, членов Военных советов и начальников тыла. Некоторые из них были сняты с должности и направлены на работу с понижением. В отношении же генерал-майора Смокачева, того самого, который посчитал, что не стоит корреспонденту лезть не в свои дела, было принято решение снять его с занимаемой должности и предать суду военного трибунала. В постановлении указывалось:

«…Лиц начальствующего состава, виновных в перебоях в питании бойцов и недодаче продуктов бойцам, решением Военного совета фронта направлять в штрафные батальоны и роты». Были определены меры по устранению отмеченных недостатков. Установлен порядок доставки продовольствия «сверху вниз», то есть фронт обеспечивает армию, армия — дивизию, дивизия — полк, то есть своим транспортом доставляет продукты в нижестоящие соединения и части. Запрещалась в действующей армии неравноценная замена продуктов: мяса — яичным порошком и т. п.

В тот же день, когда мы получили постановление ГКО, мы прежде всего стали готовить передовую статью в номер. Не все мы могли в печати сказать, но такие строки из постановления никто не смог нам запретить опубликовать:

«…Все эти командиры забыли лучшие традиции русской армии, когда такие крупнейшие полководцы, как Суворов и Кутузов, у которых учились полководцы всей Европы и у которых должны учиться командиры Красной Армии, сами проявляли отеческую заботу о быте и питании солдат и строго того же требовали от своих подчиненных. Между тем в Красной Армии находятся командиры, которые заботу о быте и питании красноармейцев не считают своей святой обязанностью, проявляя тем самым нетоварищеское и недопустимое отношение к бойцам…»

К сожалению, мы не могли сказать, что это — цитата из постановления ГКО, Даже и намека на это нам не разрешили сделать.

В тот же день был опубликован приказ по редакции такого содержания: «За отличную работу специальному корреспонденту капитану Е. С. Гехману объявляю благодарность и награждаю премией в 1000 рублей». А днем на редакционной летучке я зачитал постановление ГКО и рассказал всю его историю. Состоялся горячий разговор о долге журналиста, его принципиальности, умении осмысливать и обобщать факты и явления, о партийном и государственном подходе к ним. Примером такого подхода и была работа Ефима Гехмана.