Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

Бывали минуты, — говорил Белкания, — когда людские страдания до того угнетали, что, казалось, жить дальше невмоготу. Однажды я высказал эту мысль Сапиго. Он сурово заметил: «Товарищ хирург, уныние вам не к лицу. Надо бороться до конца. Надо верить в победу и жить».

Вскоре Белкания удалось вместе с другими ранеными бойцами перевести Сергея под вымышленной фамилией в киевскую больницу. А через полтора месяца на заснеженном тракте Киев — Полтава можно было увидеть исхудавшего, с ввалившимися щеками человека, одетого в тряпье и старые, рваные сапоги с распоротым голенищем — чтобы не так жало больную ногу, — осиливавшего по пятнадцать километров в сутки. Изможденный, обессиленный, промерзший, Сергей декабрьской ночью постучался в отчий дом. Он успел только обнять родных, достал из сапога малиновую книжку со звездой — редакционное удостоверение, сказал, чтобы они ее спрятали, и впал в забытье.

Три недели выхаживали Сергея. Только пришел он в себя, как завел с отцом «семейный» разговор. Сергей узнал, что два его брата воюют, обе старшие сестры в эвакуации.

— А ты где-нибудь работаешь?

— Нет, — отвечает отец. — Мне шестьдесят один год, пользуюсь возрастом.

— Ну и хорошо делаешь, не надо им помогать.

— А потом Сергей задумался и неожиданно сказал:

— Ну а мне, отец, надо будет поступить к немцам служить… Служить, но только не им…

В письме в редакцию Сергей кратко писал, что зря времени не теряет: у бывшего работника горсовета Маркина имеется радио-приемник — они слушают передачи Москвы, переписывают их и передают населению. Большего он не мог написать. Сергей не боялся за свою жизнь, но дорожил жизнью товарищей.

Сергей слушал Москву. Но радиоприемник-то, если быть точным, был не Маркина, а немецкого офицера, находившегося у него на постое. Когда немца не было дома, Сапиго и Маркин настраивали рацию на московскую волну. Сергей понимал, что врага надо бить не в одиночку. Он знал, что Полтава не покорилась, что есть в городе люди, борющиеся с оккупантами. И он стал искать ниточку к подпольщикам.

И нашел ее! Помог коммунист Максим Страшко, с которым Сергея познакомил отец. В Полтаве в те дни уже действовала комсомольско-молодежная подпольная организация «Непокоренная полтавчанка». Во главе ее стояла дочь местного врача Ляля Убийвовк, студентка Харьковского университета, решительная девушка. Сергею не надо было знакомиться с Лялей. Он знал ее еще по Харькову, когда учился в школе червонных старшин.

В темный зимний вечер в дом, где собралось ядро подпольной организации, Ляля привела Сергея. Прихрамывая, с нестихающей болью в ноге, он зашел в комнату с затемненными окнами и снял куртку. Все замерли, словно зачарованные: на груди у их нового товарища, отливая малиновым светом, блестел орден Красной Звезды. Не будем корить Сергея за неосторожность. Опасно, смертельно опасно было пробираться мимо немецких патрулей и полицейских застав с советским орденом. Но нам понятно это «безумство храбрых», как поняли его и подпольщики. Орден был пронесен через плен, через вражеские заградительные отряды! «Непокоренная полтавчанка» встретилась с непокоренным воином-журналистом и с радостью приняла его в свою семью.

Сергей был очень нужен группе. Он был грамотным офицером, мужественным, отважным, с боевым опытом, к тому же талантливым журналистом. О таком начальнике штаба комсомольско-молодежная организация могла только мечтать.

И штаб «Непокоренной полтавчанки» заработал!

В характеристике о подпольной деятельности Сергея, написанной секретарем Полтавского обкома партии, сказано: «Мужественный, опытный воин, пламенный агитатор, Сапиго внес много изменений в деятельность организации. Он разрабатывал планы диверсий, вел антинемецкую пропаганду, устанавливал связи с военнопленными, организовал широкую сеть подпольных групп в селах Абазовка, Шкурупия, Овсия. Изучив людей, Сапиго умело распределял обязанности между членами организации».

Сапиго искал пути расширения деятельности «Непокоренной полтавчанки». Ему удалось поступить на работу в комитет украинского Красного Креста (демагогической организации, созданной оккупантами). Не отсюда ли пошел слух о предательстве Сапиго? Эта работа была находкой для Сергея. В комитете он установил связь с советскими военными, томившимися в немецких лагерях. Подпольщики передавали им продукты и одежду, собранные у населения. А вскоре Сергею удалось организовать побег двух групп военнопленных.

В том же комитете изготавливались различные документы и справки для членов подпольной организации, дававшие возможность свободно передвигаться по городу и окрестным селам. Максим Страшко в присланном мне письме вспоминает:

«Когда мне понадобилась «липовая» справка, мне вручили ее — она удостоверяла, будто я усердно работаю плотником на ремонте церкви Святого Духа. По такого же рода «святым» справкам немало молодежи удалось спасти от угона в Германию».

Работа подпольщиков становилась все более дерзкой. То выходит из строя электростанция — и город на несколько дней погружается в темноту. То ломаются станки на механическом заводе, куда немцы завозили свои покореженные танки. Приобретены первые винтовки и гранаты. Планы у «Непокоренной полтавчанки» широкие.

Оккупационные власти всполошились. Гестаповцы и полицаи рыскали по городу в поисках подпольщиков. Но «Непокоренная полтавчанка» долго была для них и «неуязвимой полтавчанкой». В город прибыла группа «Цеппелин», карательные отряды эсэсовской дивизии «Мертвая голова», на ноги подняли шпионскую школу с таинственным названием «Oрион-00220».

— Однажды, — рассказал мне Терентий Иванович, — Сергея повели на допрос в гестапо. Помню его бледное лицо и твердый голос: «Не плачь, батько, не плачь, говорю тебе. И не горюй, если не вернусь. Знай, за то, что мы сделали, народ нас не забудет».

Выпустили тогда Сергея: не было прямых улик.

Подпольщики почувствовали, что надвигается гроза. Выход был один — уйти в лес, чтобы в новых условиях, новыми методами продолжать борьбу. Со штабной пунктуальностью и тщательностью Сапиго разработал, можно сказать, целую боевую операцию по выходу «Непокоренной полтавчанки» из города. Определен срок — в ночь на 7 мая. Намечены маршруты, явочные квартиры, пароль. Все, казалось, было готово к тому, чтобы начать в эту ночь передислокацию.

Но в те же дни гестаповцам удалось в прифронтовой полосе схватить Валентину Терентьеву, участницу подпольной организации, бывшую медсестру, которая была послана через линию фронта с донесением Сапиго. Мы не знаем, что дословно было в нем, но одно хорошо известно: Сапиго писал, что Полтава живет и борется. Терентьева успела бросить пакет в канаву, но конвой заметил его и подобрал.