Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

«Наша Зоя», — с гордостью говорят на Дону и в Сталинграде, сближая свою Аню с Зоей Космодемьянской, героиней освобожденной московской земли», — пишет Либединский.

Перечитав ныне взволнованный очерк Либединского, я решил узнать что-либо еще о жизни и трагическом конце Ани и написал письмо на ее родину. Ответил мне ветеран Отечественной войны Стефан Федорович Рычков.

«Мне довелось, — пишет он, — учиться с Аней в одном классе. Она была душой нашей школы, примером и в учебе, и в поведении, способным организатором и общественницей. Играла на нескольких музыкальных инструментах. Семья Ани — отец и две сестры — жили в большой нужде, но, несмотря на это, она всегда была опрятно одета и бодра духом.

В партизанский отряд она вступила, как только немцы приблизились к селу. Сведения о передвижении вражеских войск к Сталинграду она передавала по рации в город. Дважды попадала в лапы фашистов, но дважды убегала. Немцы смогли окружить партизан. В отряде были большие потери. Отходя, Аня наткнулась на командира отряда Погорелова. Раненный в обе ноги, он лежал недвижимо. Аня, как могла, перевязала раны, с трудом дотащила к зарослям, где они укрылись…

Ее старшая сестра Елена неотступно шла за ней. Прощаясь, Аня, зная, что ее ведут на смерть, говорила: «Скоро наши придут…» Аня вела себя мужественно, не дала никаких показаний о партизанах, только, как дитя, плакала: «О, мама, мама, как мне тяжело…»

В селе Нижне-Гнутовское бывшего Термосинского района односельчане бережно хранят память о мужественной партизанке… И все же фронтовик и односельчанин Ани жалуется: «Будучи депутатом Нижне-Гнутовского сельсовета и членом его исполкома, я неоднократно вносил предложение присвоить Нижне-Гнутовской школе имя Ани Обрывкиной, установить мемориальную доску и памятник возле школы, где она училась. Пока мое предложение остается неосуществленным. Хочется верить, что пожелание общественности будет принято близко к сердцу и односельчанами, и в районе».

30 мая.После значительного перерыва появились сообщения о налете немецкой авиации на наши города. В сводке сказано: «Большая группа немецких бомбардировщиков под прикрытием истребителей совершила налет на Курск. Вражеские самолеты на подступах к городу были перехвачены нашими истребителями и встречены огнем зенитных батарей. К Курску удалось прорваться незначительному количеству немецких самолетов. Беспорядочно сброшенными бомбами нанесен некоторый материальный ущерб жилым домам. Есть человеческие жертвы среди гражданского населения… Всего сбито по меньшей мере 65 немецких самолетов. Наши потери — 10 самолетов».

Вслед за ним новое сообщение: «Немецкая авиация крупными силами произвела пять налетов на железнодорожный узел и город Курск. В этих налетах участвовало до 500 самолетов противника… Некоторое число немецких самолетов прорвалось к городу, и беспорядочно сброшенными бомбами нанесен материальный ущерб. Есть жертвы… Всего в течение дня в районе Курска сбито 123 немецких самолета. Наша авиация потеряла 30 самолетов».

Можно сказать, идет гигантская битва в воздухе.

Конечно, война есть война. Потери в бою всегда бывают с двух сторон. Но мы вспомнили, что осенью прошлого года, когда немцы пытались возобновить налеты на Москву и к городу прорвались два вражеских самолета, руководителей противовоздушной обороны столицы вызвали в Ставку и строго предупредили: ни один немецкий самолет больше не должен появиться над Москвой. И этот приказ выполняется. Вспомнив это, мы опубликовали передовую статью: «Надежно прикрывать города от воздушных нападений». Конечно, такую задачу, какую поставила Ставка в отношении защиты Москвы, никто не мог поставить перед ПВО Курска и других городов, это было бы просто прожектерством: для этого и сил не хватило бы. Поэтому в передовице шла речь именно о том, что было зафиксировано в заголовке.

Три дня подряд публикуются также сообщения о воздушных боях северо-восточнее Новороссийска. Об их масштабах свидетельствуют такие цифры: за три дня уничтожено 197 немецких самолетов, советская авиация потеряла 59 машин.

Что же происходит на Тамани? Ответ на это дает начальник авиационного отдела редакции подполковник Николай Денисов. Он сообщает из района боев в своих корреспонденциях, что нет дня, чтобы в воздухе не завязывалось несколько воздушных боев. Немецкая бомбардировочная авиация делает главный упор на одновременную бомбардировку наших боевых порядков группами от 15 до 30 самолетов. За последнее время противник стал применять комбинированное бомбометание. Этот прием заключается в том, что пикирующие бомбардировщики сбрасывают бомбы двух типов: с взрывателями мгновенного действия и фугасные крупного калибра — замедленного действия. Подобными бомбежками вечером враг стремится вызвать ночью панику в наших войсках из-за неожиданных взрывов бомб, сброшенных раньше. В этом районе действуют и тяжелые морские бомбардировщики «Гамбург-139». Ночью они минируют с воздуха Черноморское побережье и, кроме того, забрасывают мелкими осколочными бомбами пружинного действия, так называемыми «лягушками», аэродромы и скопления наземных войск.

И еще об изменениях в тактике немцев. Противник старается использовать свою истребительную авиацию для ближней разведки и выслеживания наших истребителей. Он ежедневно высылает в районы наших передовых аэродромов специальные воздушные патрули — 2–3 «мессершмитта». Эти истребители-разведчики не занимаются активной блокировкой аэродромов. Они ограничиваются полетом на значительной высоте и наблюдением. Стоит только с какой-либо площадки подняться одному-двум звеньям наших Яков, немцы тотчас же вызывают по радио своих истребителей. В воздухе быстро наращиваются силы и подчас завязывается воздушный бой, переходящий в схватку 20–25 истребителей. Немцы стараются при этом под шумок проскочить одной-двумя группами бомбардировщиков к боевым порядкам советских войск. Однако в тех случаях, когда наши летчики не увлекаются боем с истребителями противника, подобные хитрости успеха не имеют.

Надо должное отдать Денисову. Его умение нарисовать точную и правдивую, без какой-либо лакировки, картину воздушного боя, сделать поучительные выводы признано всеми. И редакцией, и командованием ВВС, и фронтовыми летчиками. В связи с этим невольно вспоминается разговор с ним в первые недели войны. Он тогда настоятельно просил меня, чтобы я его отпустил в строй действующей на фронте авиации. Не сомневаюсь, что он был бы на высоких командных постах. Но «Красная звезда» многое потеряла бы, если бы я не удержал его. Никогда с Денисовым больше не было разговоров на эту тему, но я не сомневаюсь, что он не жалел о моем возражении: стал видным журналистом, военным литератором в самом высоком понимании этого слова. Не случайно после войны его назначили редактором военного отдела «Правды». А его дружба с Гагариным и другими космонавтами, рассказы об их полетах и жизни общеизвестны.