Юлий Циркин - Гражданские войны в Риме. Побежденные

Утвердив себя в качестве бесспорного лидера цезарианской «партии», а с другой стороны, подавив народные волнения и этим сникав благосклонность сената, Антоний приступил к проведению ряда мероприятий, которые должны были усилить положение и его самого, и его сторонников. При этом он постоянно ссылался на распоряжения, найденные им в бумагах Цезаря. Разбирать их ему помогал бывший личный секретарь Цезаря Фаберий. И поскольку никто, кроме самого Антония и Фаберия, этих бумаг не видел, было совершенно неясно, что в действительности является исполнением воли диктатора, а что — произволом консула. Цицерон с раздражением писал, что после смерти Цезаря они вынуждены подчиняться его бумагам. Проведя специальный закон о подтверждения актов Цезаря, Антоний получил полную юридическую возможность провозглашать сразу в виде законов те проекты, которые Цезарь планировал или которые ему Антоний приписывал. Этими актами Антоний стремился привлечь к себе самые разные слои и более или менее влиятельные силы римского общества. Уничтожением диктатуры он сделал шаг навстречу сенату (хотя, как уже говорилось, и не без пользы для себя лично). Теперь Антоний публикует закон, разрешающий обвиняемому в случае привлечения к суду по обвинению в насилии или в оскорблении величия римского народа обратиться непосредственно к народу (раньше такое право имели только приговоренные к смертной казни); так как такие обвинения в основном касались наместников провинций и командующих войсками, происходивших обычно из числа сенаторов, то этот закон был сенатом принят. Меньше им, конечно, должен был понравиться другой закон, касающийся судов. В первое консульство Помпея и Красса был проведен закон, по которому судебные комиссии состояли из равного количества сенаторов, всадников и эрарных трибунов. Цезарь вывел последних из этих комиссий, а Антоний восстанавливал тройной состав судов, но их третьим элементом стали не эрарные трибуны, а центурионы или даже (если верить Цицерону) рядовые солдаты, что резко увеличивало роль военного элемента в чисто гражданских делах.

Навстречу пожеланиям армии и ее ветеранов шли и другие мероприятия Антония. Был принят закон о выведении колоний в Южную Италию, а колонистами были преимущественно ветераны. Уже от своего имени и имени своего коллеги Долабеллы Антоний провел аграрный закон, согласно которому все «общественное поле», какое еще оставалось в Италии, распределялось на участки среди ветеранов и бедных граждан. Реального значения этот закон не имел, так как неразделенной земли в Италии почти не оставалось, да и позже он был вообще отменен, но его пропагандистское значение было огромно, ибо и ветераны, и низшие слои гражданского населения увидели именно в Антонии своего защитника. Важно было и то, что для реализации этого закона была создана специальная комиссия из семи человек, в которую включили обоих консулов и брата Антония Люция, который был в этом году народным трибуном. Чтобы привлечь италийские муниципии, Антоний провел в жизнь закон, который Цезарь несомненно планировал, но, по-видимому, не успел провести: он расширял самоуправление муниципиев. Также от имени Цезаря был проведен закон о предоставлении гражданства провинции Сицилии. Стремясь подтвердить свою репутацию верного цезарианца, Антоний провел закон, переименовавший месяц квинтилий, в котором родился Юлий Цезарь, в июль, и уже в том же 44 г. до н. э. этот месяц именовался по-новому, что вызвало скорбь и Цицерона, и других противников Цезаря. Не менее важным для Антония было обеспечить себе и своим сторонникам управление важнейшими провинциями. Как говорилось выше, при распределении провинций сразу после убийства Цезаря консулы были обойдены и Антонию пришлось с этим согласиться. Но уже в апреле он поставил вопрос о получении и ими соответствующих провинций. Он сумел добиться назначения наместником Сирии Долабеллы, а себе потребовал Македонию. Концентрируясь на Востоке, он тем самым подтверждал желание Цезаря начать войну с парфянами ради мести за поражение Красса. Сенат пошел ему навстречу, хотя позже приказал сирийским войскам повиноваться только Кассию, которому раньше поручили управление этой провинцией. Несколько позже под предлогом угрозы Македонии со стороны пограничных «варваров» Антоний потребовал послать туда войска, которые он поставил под командование своего брата Гая, бывшего в этом году одним из преторов. Наличие такой армии в непосредственной близости от Италии резко усиливало позиции Антония.

Положение Антония казалось совершенно прочным. После отъезда Долабеллы на Восток он остался единственным консулом. Претором, который после того, как Брут уехал из Рима, фактически стал городским, был его брат Гай, который затем возглавил армию в Македонии. Другой брат Антония, Люций, являлся одним из народных трибунов, что могло позволить консулу парализовать принятие любого направленного против него решения. Антоний все решительнее утверждал себя как единственного наследника Цезаря. Он выпускал монеты с портретом убитого диктатора, настаивая уже не столько на его властных функциях, поскольку диктатура была официально отменена 10 апреля этого года, сколько на его военных успехах, прославивших Рим, и морально-религиозных аспектах его личности как понтифика и «отца отечества». На некоторых монетах наряду с изображением Цезаря появляется потрет самого Антония. Связь между злодейски умерщвленным «отцом отечества» и консулом, являющимся естественным и единственным продолжателем его дела, должна была быть ясна всем.

Практически самовластное правление Антония стало вызывать недовольство сенатских кругов. Выражая в значительной степени их мнение, Цицерон говорил, что 15 марта был уничтожен тиран, но осталась тирания. Пока в Италии оставались Брут и Кассий, Антоний не мог быть спокоен. Он все же сумел заставить их в конце концов покинуть Апеннинский полуостров. Но опасность пришла к нему, с другой стороны. Антоний ее предвидел, но не рассчитал ее масштабов. Этой опасностью был юный Гай Октавий.

После некоторых колебаний, вызванных неясностью слухов о событиях в Риме, Октавий в мае прибыл в Рим и, несмотря на возражения матери и отчима, боявшихся за его дальнейшую судьбу, заявил, что примет завещанное ему Цезарем. В присутствии претора Гая Антония он, как это было положено по закону, был зарегистрирован в качестве сына Цезаря и получил новое имя — Гай Юлий Цезарь Октавиан. К неудовольствию Антония его все чаще стали называть молодым Цезарем. После этого Октавиан явился к Антонию, но тот довольно долго продержал его у входа, желая показать, что ровней себе он новоявленного Цезаря никак не считает. Но если он думал, что таким холодным приемом заставит Октавиана смириться с второстепенным положением, то ошибался, и эта ошибка очень повредила ему в будущем. Добившись все же приема у консула, Октавиан сразу же стал его упрекать в амнистии и даже потворстве убийцам Цезаря и потребовал значительную сумму денег из завещанных ему приемным отцом. Антоний был не на шутку разгневан этой речью и ответил, что он сделал все для прославления Цезаря, а что касается денег, то государственная казна пуста, а личных денег Цезаря не так уж много и выдать их он никак не может. Поняв, что ничего добиться у Антония он не сможет, Октавиан пошел на сближение с сенатом и Цицероном, который в это время стал наиболее авторитетным его членом. Одновременно он всячески подчеркивал, что он — сын Цезаря. Вскоре после приезда в Рим Октавиан устроил торжественные игры в честь побед Цезаря. Во время этих игр появилась комета, и сразу же распространилась молва, что это душа убитого диктатора летит на небо. Антоний понял, что совершил промах, и решил пойти на примирение с Октавианом. Они встретились на Капитолии и на виду у всех присутствующих помирились. Но ненадолго. Оба они претендовали на бесспорное лидерство в цезарианской «партии», так что было достаточно малейшего повода, чтобы вражда разгорелась вновь. Инициативу проявил Антоний. Он собрал своих телохранителей и заявил о подготовке Октавианом покушения на его жизнь. Предпринял Антоний и другие меры для нейтрализации Октавиана. Так, выступая в сенате, он доказывал, что сын египетской царицы Клеопатры Цезарион действительно сын Цезаря. Это утверждение если и не ставило под вопрос законность наследования Октавианом имущества и имени, то, во всяком случае, делало возможным при определенном повороте дел противопоставить усыновленному Октавиану подлинного сына покойного и все еще популярного диктатора. Разумеется, это еще более ухудшило отношения между двумя деятелями. Разрыв между ними стал полным.