Евгений Анисимов - Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке

В принципе родственники не всегда и знали, что произошло с их близкими — государственными преступниками. В 1740 г. сын сосланного в Сибирь А. Яковлева писал императрице Анне: «Отец мой в прежних годех взят по неизвестному делу в Канцелярию тайных розыскных дел и где имеется, о том я неизвестен. Прошу явить милость и освободить его из-под аресту» (775, 673–674). Следует удивляться, что карающая десница сыска миновала сына государственного преступника, обычно дело обстояло иначе. Н.Б. Голикова считала, что в 1681 г. царь Федор издал особый указ о ссылке жен и детей вместе с сосланным главой семьи. От ссылки освобождались только дети старше трех лет (212, 55–56, 50). Однако либо указа такого не было, либо он был издан по какому-либо частному случаю, но знатных преступников конца XVII — первой четверти XVIII в. обычно ссылали со всей семьей (В.В. Голицын, А.Д. Меншиков, князья Долгорукие и др.).

Причины ссылки родственников — в устойчивых, идущих с древних времен традициях, когда родственники несли ответственность за деяния своего сородича — государственного преступника. В традиции России, как и многих других стран, было недоверие к родственникам преступника. Они рассматривались как вероятные соучастники преступления или неизветчики, особенно если речь шла об измене или побеге за границу. Их подвергали допросам и пыткам, и часто им предстояло в пыточной палате доказать свою лояльность власти и непричастность к преступлению. При Петре I к родственникам применяли своеобразное государственное заложничество: при неисполнении подданными указов, при их бегстве от службы, работ, переселений страдали родственники. Так, в 1697 г. Петр распорядился взимать штрафы с не явившихся на государевы работы жителей Орла и предписал, что если они не платят штрафы, то «у тех велеть имать жен и детей их и свойственников, которые с ними живут в одних домах и держать в тюрьме и за караулы, покамест те деньги на них доправлены будут» (605, пз). В 1713 г. Сенат так вынуждал русских купцов переселиться в Ригу: «А жен их и детей, и людей их держать за караулом, а пожитки их запечатав, поставить караул, пока они [купцы] явятся в Риге» (271-3, 284).

В первой половине XVIII в. вину с преступником разделяли прежде всего члены его семьи: жена, дети, реже — родители. Остальные родственники подвергались опале и наказанию только в том случае, если они были прямыми соучастниками преступления. В приговорах по крупнейшим политическим делам XVI I–XVIII вв. обычно суровее других родственников наказывали сыновей, которые несли службу с отцами-преступниками. Их могли вместе казнить (отец и сын Иван и Андрей князья Хованские, 1682 г.), ссылать в бессрочные ссылки (отец и сын князья В.В. и А.В. Голицыны, 1689 г.), сажать в тюрьмы (отец и сын Петр и Иван Толстые, 1727 г.), изгонять из гвардии в армию с теми же чинами (Иван и Федор Остерманы), хотя вина сыновей сановников была весьма сомнительна и в приговоре ее, как правило, не детализировали — сыновья шли как сообщники, причем их наказывали не за вину, а за родство, с целью предупредить на будущее возможную месть.

Так поступили с малолетними детьми А.П. Волынского, которых сослали в 1740 г. в Сибирь, видя в них возможных самозваных претендентов на престол, — ведь под пыткой у их отца вымучили признание, что он намеревался посадить кого-либо из своих детей на русский трон. И хотя Волынский потом от этих показаний отрекся, было поздно. В приговоре подробно описывалось, как надлежит поступить с детьми Волынского: «Детей его сослать в Сибирь в дальние места, дочерей постричь в разных монастырях и настоятельницам иметь за ними наикрепчайший присмотр и никуда их не выпускать, а сына в отдаленное же в Сибири место отдать под присмотр местного командира, а по достижении 15-летнего возраста написать в солдаты вечно в Камчатке» (304, 162). В 1738 г. иначе расправились с детьми сосланного в Охотск известного деятеля петровского царствования Михаила Абрамова В приговоре о них было сказано: «А чтоб дети его мужеска полу праздно не шатались, сыскав в Москве… годных, написать в солдаты, а которые явятся к определению в солдаты негодны, тех определить как о том указы Е.и.в. повелевают» (775, 681). Настоящей расправой с целым родом можно назвать то, что в 1730-х гг. сделали власти с князьями Долгорукими. В 1730 г. после опалы и ссылки всей семьи князя АГ. Долгорукого в Сибирь удар был нанесен и по его братьям: Сергея и Ивана послали в ссылку: одного — в Ранненбург, другого — в Пустозерск, третьего же брата, Александра, отправили служить во флот на Каспий, а сестру А.Г. Долгорукого заточили в Нижнем Новгороде в монастырь. Еще более сурово поступили в 1739 г. с сыновьями А.Г. Долгорукого, младшими братьями князя Ивана Долгорукого, которые выросли в сибирской ссылке, — после жестоких розысков в Тобольске их приговорили: Николая — «урезав язык», к каторге в Охотске, Алексея — к ссылке пожизненно на Камчатку простым матросом; Александра — к наказанию кнутом. Племянники Ивана, дети Сергея Григорьевича, Николай и Петр были отданы в солдаты, а Григорий и Василий — в подмастерья, в кузницу (274, 67–69). Сын посаженного в Шлиссельбург бывшего сибирского губернатора М.В. Долгорукого Сергей служил майором Рижского гарнизона Его выгнали со службы и приказали «жить ему в подмосковной деревне, селе Покровском, безвыездно» (385, 75).

Женщин из семей важных государственных преступников отсылали в монастырь, где насильно постригали в монахини. В 1740 г. княжны Екатерина, Елена и Анна Алексеевны Долгорукие, сестры И.А. Долгорукого, были высланы под конвоем в Сибирь в распоряжение митрополита Сибирского, которому предписывалось назначить монастыри, и «в тех монастырях по обыкновению постричь их в монахини, и настоятельницам тех монастырей ни для чего отнюдь не выпускать, и писем писать не давать, и посторонних никого ни для какого сообщения к ним не допускать, и чтоб никаковых шалостей и непотребного от них не происходило, пищею и одеждою содержать их по обыкновению тех монастырей равномерно против прочих монахинь, без всякой отмены» (385, 745–746). Все эти жестокие наказания невинных женщин не случайны. Несмотря на развитие и гуманизацию права, в родственниках, как и прежде, видели сообщников преступника Приговор о ссылке супругов Нестеровых (1735 г.) интересен тем, что сам Нестеров был совершенно невиновен, что признавало и следствие, но Кабинет министров предписал сослать его с женой, «дабы более между ними не имело происходить каковых важных продерзостей» (664, 10).

Наконец, под удар власти попадали слуги преступника, особенно самые близкие. В 1718 г. по делу царевича Алексея четверых его служителей, которые «во время побегу царевичева при нем были», но «про побег не знали», сослали в Сибирь, думаю, что на всякий случай. И только начиная с екатерининских времен практика высылки родственников вместе с преступником была в целом прекращена В тех случаях, когда в приговоре не было определения «Сослать с женою и детьми», законодательство не предусматривало насильственную ссылку семьи каторжного или ссыльного преступника Их судьбу решал он сам. О ссылаемом в Сибирь преступнике Епифанове в приговоре 1732 г. сказано: «Ежели у него имеетца жена, а пожелает взять ее с собою, и оного ему не воспрещать». Не возражала Анна Ивановна и против того, чтобы сосланные в Сибирь расстриженные попы брали с собой жен (42-1, 17;431, 41). Но все же с 1720-х гг. женам и детям стали чаще, чем раньше, предоставлять выбор: сопровождать мужа или отца или остаться дома В 1727 г. правом не ехать в Сибирь за ссыльным мужем графом Санти воспользовалась его жена. В 1733 г. решением Синода жена сосланного в Сибирь князя Юрия Долгорукого Марфа была разведена с преступником и тогда же просила вернуть ей часть отписанных у мужа вотчин. В 1740 г. расторгла помолвку и отказалась поехать в ссылку за своим женихом, Густавом Биреном, Якобина Менгден (706, 274; 442, 302; 7 65, 299). В 1758 г. жене и детям Бестужева было сказано «на волю предали с ним ли ехать и жить или другое место для житья избрать» (587-15, 10940).