Михаил Супотницкий - Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода [без иллюстраций]

К концу 1829 г. эпидемия чумы полностью прекратилась в Грузии, но в 1830 г. поступали сообщения о случаях чумы в Армянской области (пульсация Закавказского высокогорного очага чума).

Клиника болезни.И з описаний врачей, наблюдавших чуму в дунайской армии и на Кавказе, следует, что болезнь протекала со всеми характерными явлениями бубонной и септической чумы. У больных наблюдались: озноб, жар, тошнота, петехии и карбункулы. О легочных явлениях у отдельных больных упоминается только в связи с эпидемией в Тучкове. Болезнь отличалась очень быстрым и бурным течением и крайней злокачественностью. Бывали случаи, когда больные умирали в течение 3–7 часов, без проявления наружных симптомов, в других случаях болезнь продолжалась от 3 до 11 суток. В начале эпидемии бубоны часто предшествовали лихорадке и не отличались злокачественностью. Иногда бубоны оставались целый месяц «в состоянии затвердения, без следов горячки». У некоторых людей болезнь ограничивалась появлением бубонов и карбункулов с «легкой лихорадкой», у других появлялись только бубоны, которые медленно нагнаивались «без видимого общего страдания организма». Эти заболевания «практика причисляла к чуме» только потому, что они наблюдались во время эпидемии чумы. В конце эпидемии положение изменилось: бубоны появлялись «после горячки»; при особенно быстром течении болезни они появлялись иногда перед смертью. Чаще всего наблюдались паховые, или правильнее их назвать, подпаховые бубоны, реже под мышками, под челюстями и около ушей. Между легкими и тяжелыми случаями болезни была масса переходных состояний, в зависимости от восприимчивости и «конституции» больного, «количества и качества чумного яда». Карбункулы наблюдались реже, чем бубоны и на всех частях тела, от 1 до 8 карбункулов у одного больного. Появление бубоном или карбункулов за ушами и на шее всегда вело к смерти. При появлении поноса или кровавого кашля (Тучков, 1824–1825 гг.) обычно наступал смертельный исход. Напротив, пот служил признаком благополучного окончания болезни. Нагноение бубонов происходило медленно. Одновременно с лимфатическими железами разрушались и соседняя клетчатка на большом протяжении. Кожа, напротив, в эту эпидемию воспалялась мало и медленно разрушалась, и поэтому нарывы прорывались поздно, иногда уже после полного некроза железы и глубоких тканей. Заживление нагноившихся бубонов шло медленно, оно длилось 18–20 дней, а иногда и дольше — до 6 недель. Иногда в гноящихся бубонах заводились черви. Очищение и заживление карбункулов длилось 14–20 дней и сопровождалось образованием глубоких рубцов и сращениями кожи с мышцами. Петехии, видимо, встречались не во всех случаях чумы. Наблюдалась определенная разница в чувствительности к чуме у турок и русских. Турки переносили чуму легче. Почти все авторы сообщают о повторных случаях заболевания чумой. Очень странно чума проявила себя в Кюстенджи. Среди местных жителей и русского персонала госпиталя, не заболевших потом чумой, не было ни одного человека, кто бы не чувствовал более или менее продолжительной боли в паховых или подмышечных лимфатических узлах.

Лечение.Мало чем отличалось от лечения, использованного в предыдущие эпидемии чумы XIX столетия. Прежде всего, применялись противовоспалительные средства. К ним тогда относили кровопускания, пиявки, прикладывание снега к голове, обмывание тела холодной водой, шпанские мушки на разные части тела. При тошноте назначали рвотные средства. Внутрь давали наперстянку, селитру, разные потогонные средства. Некоторые врачи придавали значение втираниям горячего деревянного или льняного масел. В качестве возбуждающих средств назначали хлористый аммоний, валериану. В качестве жаропонижающих применяли сернокислый хинин или хинную кору. При лечении бубонов считали полезным их как можно более раннее нагноение, для чего применяли различные пластыри и припарки. Нагноивш ийся бубон вскрывали ланцетом, рану промывали водой, затем накладывали по вязку с маслом, различными вяжущими составами или раствором хлористого кальция (при «антоновом огне»). При обнаружении в ране червей против них использовали скипидар.

После страшной эпидемии 1812 г. чуму в Одессе ждали постоянно.

В городе строго соблюдались меры, предусмотренные карантинным уставом. Но борьба с чумой шла с переменным успехом. В объяснении причин ее появления обычно фигурирует версия «завоза» чумного контагия с вещами, товарами и больными людьми, взятая из источников того времени. В 1823 г. чума «занесена» в город в июле пароходом «Маго» из Триеста. В 1828 г. ее «занесли» в июне с пленными турками из Карса. Чума 1829 г. была «занесена» 13 мая пароходом «Тритон» из Кюс-тенжи, в июле она распространилась по городу и прекратилась в январе 1830 г., дав 288 заболевших и 219 умерших. Благодаря осуществлению карантинных мер в 1835 г. удалось предотвратить «занос» чумы в город, потеряв только двоих людей. В 1837 г. чума снова «проникла» Одессу через карантин, считавшийся тогда одним из лучших в Европе.

Развитие эпидемии.По современным представлениям эта эпидемия имела характер последовательно развивающихся домашних вспышек чумы, вызванных чумными эпизоотиями среди крыс. Врачам-конта-гионистам (Э. Андревскому, Ф.А. Дербеку) события представлялись следующим образом.

22 сентября 1837 г. в одесский порт прибыло судно «Самсон», шкипер которого Алексеев заявил карантинным чиновникам, что он грузил дрова 2 недели тому назад в турецком городе Изакчи, где в то время свирепствовала чума, причем находился в тесных отношениях с местными жителями. Вследствие этого, по словам шкипера, заболела чумой его жена и вскоре после отплытия из Изакчи она умерла. Команда судна все время держалась в стороне от умершей и даже не заходила в каюту, в которой лежало тело Алексеевой. Тело Алексеевой было осмотрено карантинными врачами, которые, хотя и нашли на нем пятна и полосы, но приписали их побоям, в нанесении которых признался муж, сказав, что он ударил жену слегка за то, что она сходила на берег зачумленного места. Врачи же заподозрили Алексеева в том, что он, опасаясь привлечения к ответственности за избиение жены, сочинил рассказ о чуме, и решили, что она умерла не от чумы, а от побоев. Тем не менее Алексееву похоронили на чумном кладбище с соблюдением всех мер предосторожности, а людей, принимавших участие в погребении, поместили в чумной квартал карантина. Имущество матросов было отправлено в карантин, окурено и возвращено на судно, которое так же было окурено; только затем разрешена выгрузка.

До 6 октября на судне, разгруженном по правилам карантинного устава, оставались здоровыми все члены экипажа, но в этот день (через 14 суток после прибытия судна в порт!) заболели два матроса, при освидетельствовании которых были констатированы симптомы чумы. Тогда больных и весь экипаж отправили в чумной квартал, а судно подвергли очищению по всем правилам карантинного устава. Но 10 октября умерла жена карантинного надзирателя Исаева, проболев только 3 дня. Болезнь ее не была врачами признана чумой, хотя на теле наблюдались «чумные знаки» — большие багровые пятна. Поэтому было решено хоронить ее с соблюдением обычных обрядов. На похороны явились все родные и знакомые, и некоторым из них Исаев раздарил вещи покойной жены. Исаев находился все время в тесных отношениях с экипажем «Самсона», и ему было поручено очистить и окурить одежду матросов. Ввиду этого его дом оцепили, но после смерти жены оцепление сняли. Никто не подозревал, что городу грозит опасность распространения чумы.