Александр Бальхаус - Любовь и секс в Средние века

В таких обстоятельствах даме с положением нетрудно стать гранд-дамой. Она больше не привязана к мужчине хозяйственными обязанностями, она — существо высшего порядка, источник любовных радостей, которые могут излиться на него в качестве награды за подвиги и лишения и — в широком смысле — подтвердить его ценность как рыцаря. Дама становится высшим судьей его тщеславия — многие не заставляют себя упрашивать и, упоенные лютнями трубадуров, задают своим рыцарям смехотворные испытания, которые те должны выдержать и о которых так блестяще рассказывает Кодекс Манессе [11] Кодекс Манессе — знаменитый средневековый манускрипт XIV века. .

Влюбленным мужчинам приходится нелегко на долгом пути ухаживания — от стадии претендента на любовь до стадий просителя, признанного почитателя и, наконец, официального возлюбленного. Однако даже на заключительной ступени дело совсем необязательно доходит до полного исполнения желаний — часто рыцарь и его дама лежат в постели обнаженные, но лишь развлекаются затяжной любовной игрой. Историк искусства Габриеле Бартц высказывает предположение, что придворная любовь, если судить по тому, как она описана в литературе, совсем не ставит себе целью «подвигнуть возлюбленную к физической близости, это лишь изысканная игра. При этом в ней используются средства, которые обычно пускают в ход мужчины. Женщина-сюзерен противостоит мужчине-вассалу, который может добиться ее благосклонности ухаживанием по закрепленным в обществе правилам. Отказ от влечения при этом не становится обязательным условием, но все же образует некую константу. Поскольку физического соединения, как правило, не происходит, получает развитие эротика созерцания, беседы и легких прикосновений».

Довольно трудное дело, как нам может показаться сегодня, однако в те времена целью был сам путь, а не его окончание. Он, в сущности, и есть игра: «Кто хочет полностью обладать дамой, тот плохо знаком или вообще не имеет представления о куртуазной любви», — полагает трубадур Дауде де Прадас и выражает тем самым общий скепсис по отношению к низменному желанию. Ему представляется, что поцелуи, прикосновения, ласки и одно лишь пребывание любящих вместе — это и есть «истинная», «чистая», «правильная любовь».

Даже если это представление чисто литературно или лишь отчасти реально, отношения между влюбленными мужчинами и их дамами ни в коем случае не следует сводить исключительно к прелюбодеянию. В песнях миннезингеров содержатся комплименты телу любимой, экзальтированные дифирамбы объятиям и прикосновениям, но нет даже намека на сексуальное возбуждение, утоление страсти или удовлетворенное изнеможение. Придворное любовное приключение остается, несмотря на всю его откровенность, незавершенным ритуалом. Главное влюбиться, а не обладать. Трубадуры поют о вожделении, бесконечной тоске и неутолимой страсти. Пусть в этом присутствует некое преувеличение, однако слова Бернара де Вентадура [12] Бернар де Вентадур (ок. 1150–1180) — провансальский поэт и трубадур XII века. : «Мужчина без любви не стоит ничего» — в любом случае справедливы.

Любовь становится высокой ценностью, чем-то великим, священным, она придает воздержанию особую святость, недостижимую в супружеской жизни. И поскольку желание и любовь не могут быть реализованы в отношении одной и той же женщины, то брак служит для удовлетворения плоти, но не дает чистой любви.

То, что начинают провансальские трубадуры и продолжают северофранцузские труверы отражается в средневерхненемецкой любовной лирике, которая испытывает воздействие французских образцов, а также лирики вагантов и сопровождает возникновение придворно-рыцарской культуры в эпоху Гогенштауфенов. Миннезанг, он же поэтическое выражение куртуазного служения женщине, отражает пору, когда смелые рыцари и певцы, полные страсти и нежных чувств, ухаживают за недосягаемой дамой: эта тысячекратно скопированная история уже вряд ли несет на себе следы действительности. Время миннезанга длится приблизительно с 1150-го по 1400-й год. Как трубадуры и труверы во Франции, немецкие герои подвергают себя испытаниям, выдуманным дамами сердца, пускаются в эротические игры, в которых женщины всячески противодействуют своим поклонникам, затрудняя продвижение к цели. Женщины рыцарских дворов не желают сражаться сами, как валькирии или амазонки, но хотят, чтобы их завоевали. Они толкают мужчин на авантюры и, в конце концов, пустив в действие свои эротические способности, действительно получают власть над ними. Они могут завести игру на удивление далеко, но никогда не потеряют контроль над положением дел настолько, чтобы их поклонники утратили охоту к продолжению.

Расцвет миннезанга недолог — с конца XII века до начала XIII. От Генриха фон Вельдеке и Дитмара фон Айста — до Вальтера фон дер Фогельвейде. Его последние песни могли быть написаны около 1228 года, поскольку Ульрих фон Лихтенштейн, рожденный в 1199 году, уже подражает миннезингерам. Используя преувеличения и сатиру, он описывает невероятные приключения рыцарей, их безумные идеи и еще более безумные героические подвиги — разумеется, любовные.

Литература эпохи миннезанга играла особую роль в очищении рыцарства и прославлении его любовных приключений. В экзальтированных поэтических строфах повествуется о «блаженной любви». Язык очищается от умеренности и искусственности сложно сконструированного латинского синтаксиса. Поэты открывают для себя немецкий язык, видят в нем инструмент со множеством регистров — от восторженного подъема до будоражащей боли. В экзальтации они превозносят Бога и его творения, а среди последних прежде всего прекраснейшее — женщину.

Интересно, что, несмотря на сознательное и недвусмысленное оскорбление святости брака, любовь считается адекватным средством сближения с Богом, а потому практически богоугодным делом. Поэтому в придворном эпосе мы вновь и вновь находим указания на веру в религиозное возвышение посредством любви.

Вальтера фон дер Фогельвейде тепло принимают при дворе Бабенбергов Венских, где он, как гласит предание, прикасается к своим струнам и поет со всей полнотой чувств: «Прекрасны, словно цветы, невинные женщины. Нет ничего прелестней ни в сферах, ни на земле, ни в зеленых долинах речных. В сравнении с этой красотой лилии и розы, расцветающие в росистой майской траве, тусклы, а птицы — безголосы. Здоровый лишится разума, а недужный — исцелится в одно мгновение, когда узрит нежные смеющиеся губы или сияющие глаза, что мечут стрелы в мужское сердце».

Придворное общество находит все больше удовольствия в изощренной языковой манере и подобном стиле жизни — женщины и девушки становятся недостижимой грезой. Соответственно, облагораживаясь, меняются и формы обхождения, развиваются новые правила стиля и приличий. Каждый хочет быть «изысканным», безупречным в одежде и манерах, никто не желает слыть тупой и бестолковой «деревенщиной».