Геннадий Обатуров - Дороги ратные крутые

Выяснив, что в бригаде НОАЮ роты (четы) численностью 25—35 человек, попросил выделить по одной чете в каждую штурмовую группу, три четы в танковый десант в дополнение к роте от 3-го батальона, две четы в 1-й батальон.

— За штурмовым отрядом наступает танковый полк с десантом и двумя батареями противотанкового полка, батареей зенитного полка, который, сравнявшись с 1-м батальоном, выделяет на его усиление одну танковую роту. Артдивизион поддерживает наступление танкового полка. Желательно за танковым полком иметь резерв — один батальон югославских воинов.

Полковник Дока Иованович, подумав, сказал:

— Резервный батальон мы возьмем из бригады второго эшелона.

— Ясно. Готовность к наступлению назначается на 14 часов.

— Почему не в 12-ть? — спросил Иованович.

— Главные силы корпуса и 1-я Пролетарская дивизия перейдут в наступление сразу после 12-ти, а мы с вами позже, по получении сигнала. Так решено.

Затем я обратился к Доке с просьбой: дать нам в каждое подразделение по воину, знающему город и могущему быть проводником.

— Так есть и немало, — опередив его, ответил командир бригады. — Пошлем вместе с четами.

Коснусь одной встречи, последовавшей за работой на местности и оставшейся в памяти ярко, на всю жизнь.

При возвращении на КП ко мне подошел югославский воин и на чистом русском языке спросил:

— Какое у вас звание?

— Подполковник.

— Извините, в 1941-м году погон в Красной Армии не было, вижу их впервые.

— А вы, что, служили в красной Армии?

— Да. В 1937-м году окончил Рязанское пехотное училище, войну начал в Белоруссии командиром стрелковой роты. В августе под Смоленском раненый попал в плен. Увезли в Австрию, после излечения вместе со многими пленными работал на заводе рядом с Винер-Нойштадтом. Группой удалось нам бежать в Югославию и вступить в партизанскую бригаду в сентябре 1942-го года. Вот уже два года в югославской армии.

— Должность?

— Командир взвода.

— Что же, возвращайтесь в Красную Армию.

— Еще рано. Надо получить от командования НОАЮ характеристики и, когда здесь будет советское посольство, через него вернуться в СССР.

— Были в партии?

— Был. А теперь более года — югославский коммунист.

— А много наших в НОАЮ?

— Сотни. И все бывшие пленные.

Я его обнял, пожелал боевых успехов и возвращения на Родину. Он прослезился.

У меня сжалось сердце. Как только не расправилась с судьбами советских воинов, в том числе командиров, многих коммунистов, навязанная нам война! Невольно вспомнился июль 1942-го года, когда я, раненный и обгоревший, лежал без сознания во ржи. Его участь могла быть и моей участью. Или еще хуже.

Жаль, что из-за спешки, не записал фамилию этого мужественного человека.

Приближалась артподготовка. Ей предшествовала дымозавеса для того, чтобы под прикрытием ее сделать проходы для танков в минных полях. Их успешно устроила инженерно-минная рота старшего лейтенанта Ткаченко: в полосе бригады было одно поле и требовалось четыре прохода. Вслед за ними прогремели четыре взрыва: эта же рота обрушила берега противотанкового рва для прохода танков в четырех местах. Здесь особо отличился саперно-минный взвод под командованием гвардии младшего лейтенанта Федюхина, сделавший по два прохода в минном поле и во рву.

В 12-ть часов с минутами началась артиллерийская и авиационная подготовка. От нашей бригады в полосу наступления 1-го мотострелкового батальона привлекались к ней минометный батальон и минрота 3-го батальона. Штурмовики ИЛ-2 волна за волною наносили удары по позициям артиллерии гитлеровцев, занимаемым в парках, в лесах и за Савой. Авиация фашистов не оказывала сопротивления, так как в воздухе господствовали истребители 195-й авиадивизии.

Наш 1-й мотострелковый батальон с 9-ти с половиной часов и до начала общей атаки нанес поражение противнику за рвом у Баницы и продвинулся всего на 150 м в оборону противника, где и бал прижат к земле сильным огнем всех видов.

(В книге А.Ф.Толубко и Н.И.Барышева «На Южном фланге» на с. 313—314 использование 13-й бригады при штурме Белграда описано неточно, а обвинение в адрес Ковалева ошибочно).

Теперь мы наблюдали за ним и 36-й бригадой, атаковавшей правее. После овладения передним краем, продвижения 36-й бригады вперед и выхода ее на линию батальона, он возобновил атаку и пока не отставал, несмотря на отсутствие у него танков. К 13-ти часам он продвинулся на 400 м.

— Вот сейчас бы и нам ударить, успех был бы гарантирован, — высказался Федоров.

— У вас в штабе, Обатуров, принято обсуждать действия начальников, — заметил полковник Сергиенко.

— То, что говорит Федоров, — очевидно бросается в глаза. Это — не обсуждение, а право офицера высказывать свои мысли, следуя, однако, полученному приказу, — ответил я.

Комбриг покосился на меня, но промолчал. Эту дерзость я проявил сознательно: пусть знает, что в штабе его бригады — не манекены, а мыслящие офицеры.

Не отвечала радиостанция 2-го батальона, а в 13-ть часов он должен был перейти в наступление на Жарково. Это беспокоило, и я попросил разрешения у комбрига выехать туда.

— Пошлите Федорова.

— А если потребуется власть применить?

— Хорошо, не более чем на час.

Мне часа хватило. По прибытии увидел, что сам комбат и его батальон буквально спят на южных улицах поселка. Комбата Шалапенко я резко спросил:

— Почему не выполняете боевую задачу?

— Понимаете… нет югославов. Я один..

— Задача вам поставлена для выполнения независимого от того будут югославы или нет. Где югославский комиссар, с которым вас свел Федоров?

— Не знаю.

— Почему не договорились? Молчание.

— Старший адъютант батальона?

— Я — старший лейтенант Осадчий.

— Где югославский комиссар?

— Рядом через стенку.

— Командуйте, а капитан Шалапенко уедет со мной. Полчаса вам сроку, чтобы начать наступление.

При выходе я встретил командира 4-й мотострелковой роты, отличавшегося в боях не раз, старшего лейтенанта Федора Андреевича Березнева и с укором сказал:

— Эх вы, вояки! Спите вместо того, чтобы воевать как все.

— А разве вам, капитан Шалапенко, я дважды не напоминал, что надо наступать? — И уже, обращаясь ко мне, сказал:

— Наверстаем.

По возвращении я доложил полковнику Сергиенко о случившемся и просил отстранить капитана Шалапенко от должности.

— Тогда куда его? Могут судить и — в штрафной батальон.

— Можно ограничиться снижением в должности.

— Подумаем.

В 14-ть часов 1-й батальон отразил контратаку, а к 16-ти часам продвинулся вглубь обороны противника до полутора километров, штурмуя здания. К этому времени контакт с 36-й бригадой, обходившей парк в Вождаваце с востока, был нарушен, и батальон был контратакован с обеих флангов. Командование батальона (майор Мозговой, заместитель по политической части капитан Ярославцев и старший адъютант капитан Кузьмин), донеся об обстановке, решило удерживать захваченный рубеж. Радиограмма Мозгового встревожила.