Жорж Дюби - История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Бесспорно, до начала XII века монахи обладали в королевстве Франции самой высокой властью. У нее были два источника. Первый — святые. Местами поклонения, самыми действенными из их числа, были отнюдь не соборы. Яркий пример тому — события, произошедшие в 1128–1129 годах в Париже. Его жителей поразила язва. Проповедники обрушили свой гнев на пороки. Небеса, восклицали они, возмутились теми опасными привычками, которые завели ныне мужчины, чересчур заботясь о своей прическе, отращивая длинные волосы на женский манер, наряжаясь, как женщины, надевая сапоги с длинными носами. Напрасно приходили в Нотр-Дам больные; чтобы эпидемия отступила, понадобилось перенести с холма в собор мощи Св. Женевьевы. Умело распространяемая молва о чудесах направляла набожность верующих к ковчегам с мощами, а пожертвования шли монахам, хранителям мощей. Они извлекались из склепов, когда это было необходимо. Поток приношений не переставал увеличиваться в течение двух первых третей XI века, обогащая крупные монастыри, хранившие реликвии, землями, рабами, правами на распоряжение и покровительство, на доходы от кутюмов.

Свои благодеяния святые оказывали тем охотнее, чем меньше их служители были запятнаны грехом. Спасение и процветание отечества зависело от чистоты сообщества людей, собравшихся вокруг святых могил. Поэтому в первую очередь были реформированы аббатства, немало пострадавшие в X веке от нападений язычников. Реформу проводили государи, многие из которых имели сан аббата. Все они, и великие, и малые, сознавали свой долг, понимали что очищение могло бы поднять их престиж. В Марселе находился очень древний монастырь с мощами Св. Виктора, разрушенный сарацинами и затем восстановленный, он принадлежал семейству виконтов. В 1005 году глава семейства решил дать монастырю «вольную». По его настоянию епископ (епископскую должность занимал брат виконта, только что унаследовавший ее от своего дяди) произнес, в согласии с епископом Римским, словесные формулы, в соответствии с которыми аббатство и его владения освобождались от всякого вмешательства. Так обеспечивалась стабильность, необходимая для возрождения добрых нравов.

Как видим, очищение началось с освобождения. Оно продолжилось благодаря объединению монастырей. Набожные священники, которым государи поручали преобразования, переходя из одной обители в другую, брали с собой из уже реформированных сообществ нескольких достойных монахов, чтобы те могли на новых местах сеять семена добронравия. Для всех членов сообществ, которые реформатор стремился усовершенствовать, он представлялся отцом, там чтили память о нем. Иногда реформатор соглашался остаться единственным главой обители, в его отсутствие аббатские функции выполнял один из монахов — настоятель, приор. Возникало семейство. Одновременно завязывались братские связи между самими монастырями. Они не были слишком тесными, однако обладали достаточной прочностью, содействовали укреплению единства монашеского корпуса, объединяя в молитве монахов многочисленных монастырей, имена живущих и покойных их собратьев. Благодаря распространению того, что отцы Церкви называли caritas , любовью к Господу и любовью к ближнему во имя Господа, произошло своеобразное собирание многолюдных монашеских сообществ, живших на всем пространстве христианского латинского мира, то есть Империи. В первой половине XI века в Галлии не было более мощного, более устойчивого организма, чем реформированное бенедиктинское монашество. Несомненно, именно благодаря этой силе удалось потеснить ересь.

Однако конгрегации монастырей намеревались избавиться от опеки епископов и с этой целью становились под дальнее покровительство епископа Римского, используя имперские скрепы. В 1005 году епископ Марсельский с согласия папы объявляет запрет: «Ни один епископ… не смеет отбирать… у монастыря какое бы, то ни было владение». К этому времени аббат Флёри уже успел получить от папы такую же привилегию; в 1025 году епископ Римский освободил от обложений все сообщества клюнийского семейства. Таким образом, в результате монастырской реформы на территории епархии появляются «дыры» — самостоятельные анклавы. Епархия расчленяется подобно тому, как расчленялась территория графства, на которой утверждалась независимость владельцев замков. Реформа способствовала подъему престижа Рима, и вновь вспомнилось великолепие Империи. Реформа представлялась новым Возрождением.

Возглавить это Возрождение мечтали монахи, которые читали псалмы в бесчисленных обителях, зависевших от Клюнийского аббатства. То были лучшие из монахов, самые многочисленные, самые могущественные. Они были убеждены в том, что указывают путь, выполняют предначертания свыше, идут первыми, ведя за собой всех других к неземному совершенству. Поэтому в их глазах епископы выглядели как простые помощники, приглашаемые из внешнего диоцеза для совершения в нужное время благословений, помазаний и в некоторых случаях — обряда посвящения в монахи. Ибо аббатство Клюни отныне брало на себя священническую функцию. Монахов, которые до той поры являлись кающимися мирянами, Клюни намеревался превратить в священников. Отнюдь не для того, чтобы послать их нести народу слово Господне. В приходские церкви, принадлежавшие клюнийским филиалам (а количество таких филиалов не переставало увеличиваться благодаря пожертвованиям, доходы от которых использовались и светскими сеньорами), направлялись духовные лица низшего ранга; выполнявшиеся ими пастырские обязанности были столь заурядными, что монахам не приходила в голову мысль возложить их на себя. Монахи витали в облаках. Если они и соглашались быть священнослужителями, то для того лишь, чтобы в своих роскошных и закрытых для посторонних базиликах совершать литургии, «непрерывно, начиная с первого утреннего часа и до часа покоя», с такой пышностью, что их можно было принять «скорее за ангелов, чем за людей». Благодаря своему ангелоподобию они возвышались над всеми другими священниками, прежде всего — епископами.

Клюнийцы стояли выше и светских государей, стремились включить их вместе с предками в молитвенное сообщество, в братство, подобное тому, которое связывало дружественные обители. Этой цели удавалось достичь благодаря высокому молитвенному искусству в материнском аббатстве и в бесчисленных его общинах. В Клюни хранились немногие чудотворные реликвии. Своим влиянием на внешний мир Клюнийское аббатство было обязано литургическому искусству. Его монахи покинули этот мир, но сохраняли связь с ним благодаря «бургам», разраставшимся у ворот главных обителей, благодаря обширным помещениям внутри монастырской ограды, предназначенным для приема посетителей: как знатных людей, так и бедняков. Задача монастырского устава Св. Бенедикта в его клюнийском варианте как раз и заключалась в том, чтобы путем духовного напряжения, благодаря которому монахи стремились уподобиться ангелам, множить «деяния во имя Господне», возносить хвалу Всевышнему со все большим блеском и улавливать в сети Св. Петра чарами этого празднества, предвосхищающего райское великолепие, всех живущих христиан, но в особенности и прежде всего — усопших. Усилия клюнийцев в то время были направлены главным образом на то, чтобы поднять искусство поминальных церемоний. И в этом они преуспели. Император, короли, все земные владыки вместе со своей покойной родней оказались благодаря таким церемониям плененными.