Жорж Дюби - История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Показательное событие произошло в 1124 году. Чтобы поддержать Генриха Нормандского, своего шурина, Генрих IV, король Германии, собрал войско в Лотарингии. Он делал вид, будто собирается вторгнуться в королевство Франции. Людовик VI обратился за помощью к князьям. На призыв его ответили граф Вермандуа, граф Фландрии, герцог Бургундии, граф Блуа, граф Труа, граф Невера; присоединиться к королю готовы были герцог Аквитании, графы Бретани и Анжу. На этот раз королевский «ост» походил на войско Карла Великого. Подражая тому, что, по рассказам, делал когда-то этот император, Людовик отправился в Сен-Дени, принял там с алтаря стяг святого, орифламму, — шелковое знамя с изображением языков пламени. Позднее Сугерий так объясняет в своей книге об управлении смысл этого церемониала: «Благородное графство Вексен, между Уазой и Эптой… есть собственный фьеф Св. Дионисия. Король Франков Людовик, когда он выступал против императора римлян, захватчика королевства франков, признал при всем капитуле Сен-Дени, что получил графство от него и что в качестве носителя стяга должен был бы принести ему оммаж, если бы не являлся королем». А в грамоте, составленной по этому случаю, Людовик VI действительно признавал, что Вексен «происходил» из алтаря Сен-Дени и что король держал это графство как фьеф от Дионисия и от двух других мучеников, его сподвижников. Как раз в этот момент Гвиберт Ножанский заявлял, что Св. Дионисий является «сеньором всей Франции». Именно для того чтобы защитить добро своего господина, король отправлялся в поход в сопровождении вассалов, за которыми, в свою очередь, шла часть их людей. Когда Людовик принял vexillum — знамя, то мощи Св. Дионисия были возложены на главный алтарь; они оставались там в течение всей кампании. Когда же противника удалось — довольно легко — отбросить, король возложил орифламму рядом с реликвиями. С помощью подобных символических жестов (на мозаичной картине в римском Латеране можно увидеть изображение Карла Великого, совершающего такие же жесты, принимающего знамя из рук Св. Петра) король Франции признавал себя «поверенным», помощником Св. Дионисия, подобно тому, как Годфрид Бульонский после взятия Иерусалима стал «поверенным» Гроба Господня. Король трудился ради умирения королевства под покровительством своего сеньора Дионисия, как вассал вассала Божия.

Король продолжал трудиться, пока был способен сесть на коня, вплоть до 1135 года, затем вручил бразды правления своему второму сыну — Людовику, которого четырьмя годами ранее, после смерти первого сына, распорядился миропомазать. Церемония состоялась в Реймсе, во время церковного собора, на котором председательствовал папа. Королевский труд состоял прежде всего в защите церквей, но также в поддержании порядка во всех местах, особенно внутри «дружеств», то есть общин. Эту миссию король выполнял в 1128 году в Лаоне (Лане), крупном сите, соперничавшем с Парижем, городе школяров, виноградарей, конных возчиков, которые платили немалые дорожные пошлины. За 17 лет до событий руководители двух ведущих сословий — духовенства (его в отсутствие епископа возглавляли архидиаконы), а также «сильных» мирян, деливших с ним доходы от кутюмов, — вынуждены были вступить в переговоры с сообществом простолюдинов. По словам Гвиберта Ножанского, этим последним было «продано» разрешение на communio . Будем понимать под «коммунио» право на объединение, скрепляемое торжественным обещанием о взаимной помощи, включая право непосредственно договариваться между собой при улаживании споров. В результате уменьшились доходы от сеньориального правосудия. «Народ», согласно Гвиберту, состоял из «рабов». Он уточняет, что речь идет о подневольных людях, выплачивавших ежегодный чинш в знак своей зависимости. Действительно, в большинстве это были жители окрестных деревень, переселившиеся в город. Ради сохранения своей власти над этими людьми их прежние домоначальники взимали с новых граждан этот символический налог. Простолюдины добились составления свода правил, распространявшихся на весь город. Отныне на правонарушителей должен был накладываться «штраф согласно закону». Многочисленные сеньоры согласились заменить все обложения фиксированной рентой, расходы по выплате которой их подданные должны были распределять между собой. Таким образом, права сеньоров брались в аренду союзом вилланов. Гвиберт Ножанский, равно как и ряд других, счел такое положение чудовищным. Число таких людей, без сомнения, было значительным, ибо смута не прекращалась. Епископ, возвратившийся в город в 1112 году, хотел отменить это соглашение, но был убит смутьянами.

Король, появившись в городе, «основывает», как говорится в хартии, составленной в Компьене канцлером Симоном, «институцию мира». Такова его роль. Но выступает он отнюдь не в одиночку — никакому могущественному лицу действовать так не под силу. Необходим совет, он состоит из «знатных людей» — горожан Лаона, из тех, кто сопровождает сюзерена, но также из «граждан» — жителей сите, объединенных в корпорации. Под «миром» понимается территория, которая строго ограничена, подобно тому, как это делается по отношению к зонам, поставленным под охрану мира Божия. Все люди, постоянно живущие в таком замкнутом пространстве, должны оберегать в нем мир. Если же случится, что он будет нарушен, следует избегать любого насилия. Запрещаются какие-либо захваты людей с целью опознания виновников этого насилия. Следует прибегнуть к «юстиции» ( justitia — это отвлеченное понятие обозначает в данном случае хранителей общественного мира). Она будет наделена правом изгнания виновного. Таково наказание. Как и отлучение, изгнание позволяет сообществу отсечь от своего тела то, что поражено болезнью. Но если виновный не принадлежит к этому телу, то весь город волен совершить отмщение — после епископского предупреждения и истечения двухнедельного срока. Однако отныне это отмщение не должно происходить в стенах города. В случаях «смертельной злобы» запрещаются любое преследование, любая засада.

После того как король продиктовал это уложение, он напомнил о своих правах по отношению к городу. Три раза в год Лаон должен будет принимать короля, как когда-то принимал совершавших служебные поездки магистратов. Или же откупиться, заплатив 20 фунтов, то есть 4 тысячи 800 серебряных монет. Права на постой можно было требовать лишь три раза в год, исключая те случаи, когда король приезжает в это место, чтобы поднять ополчение или председательствовать на торжественном судебном заседании, будучи увенчанным короной, как на большие праздники: Рождество, Пасху, Троицу.

Вот так подобные соглашения — пункт за пунктом, год за годом, повсеместно, под воздействием короля или же другого государя и более мелких сеньоров — заменяли произвол, неопределенность. Вот так властная иерархия, с вершины до основания, оказывалась стянутой письменной формой. Конечно, эта форма не одержала верх над памятью. Но благодаря ей память закреплялась. Обычай, как это произошло с кутюмом, относившимся к фьефам, становился законом (текст, который я привел в качестве примера, свидетельствует об этом). Он начинает походить на тот закон, который Церковь сохраняла в сборниках своих установлений. Таким образом, незаметно, благодаря постепенному расширению сферы применения письменности власть сеньоров (которую эта письменность обычно укрепляла, но одновременно делала своей пленницей) попадала в руки профессионалов-законников.