Клиффорд Фауст - Великий торговый путь от Петербурга до Пекина [История российско-китайских отношений в XVIII–XIX веках]

Ондатра или выхухоль в свое время тоже составили значительную часть мехового экспорта. Между 1768 и 1785 годами через Кяхту ежегодно проходило 80—200 тысяч шкурок ондатры по сложившейся цене 30 копеек за штуку.

Бобр за тот же самый период ежегодно числился в списке меховых товаров по 32–54 тысячи штук. Самый ценный черный бобр поступал из бассейна реки Таз через Мангазею в Северной Сибири; на Камчатке добывали крупные шкуры. Простой бобр без брюха приносил от четырех до 4,5 рубля за шкуру, а молодой речной бобр (кочлик) оценивался от 50 копеек до 4 рублей.

Вывоз шкурки хорька достиг 20–50 тысяч штук, и ценился хорек от 15 до 25 копеек за шкурку.

Вывоз в Китай кроличьих шкурок начался с наступлением 1770-х годов. Прошло совсем немного времени, и объем экспорта увеличился в разы. Между 1771 и 1778 годами за один торговый сезон сбывалось от 8 до 16 тысяч кроличьих шкурок, и позже, между 1780 и 1785 годами, — до 40 тысяч. Кролик всегда ценился очень невысоко, даже на границе за него редко давали больше 2 копеек за шкурку. Шкурки мало чем отличающейся разновидности кролика, зайца, поступили на торги в заметном количестве только после 1792 года. Три года спустя по обмену ушло 39 740 шкурок зайца, а в 1796 году — 21 724 штуки. Время от времени в Китай малыми партиями вывозились шкуры еще многих зверей: рыси, выдры, куницы, морской выдры, также морского или камчатского бобра, волка, медведя, росомахи, норки, сурка, собаки и мускусного оленя (кабарги).

Китайский спрос на меха оказался настолько ненасытным, что сырье из Нового Света тоже предлагалось преимущественно на рынке Кяхты задолго до того, как американские и английские парусники в конце XVIII века доставили их в Кантон. До завершающих двух десятилетий XVIII века главную роль в кяхтинской торговле мехами из Нового Света играли голландцы, доставлявшие их через Амстердам в Архангельск и Санкт-Петербург. Уже прекрасно освоившие балтийскую торговлю, они для доставки этих мехов увеличили частоту своих рейсов до 60–80 судов в год. Бобр, выдра и лиса из Северо-Западной Америки шли транзитом через Лондон в Санкт-Петербург и оттуда в Кяхту, причем французы не смогли в полной мере воспользоваться маршрутом через Канаду и Гудзонов залив из-за необходимости доставки мехов через насыщенный рынок во Франции перед завозом их в Голландию. К тому же на кяхтинские торги через Архангельск попадали норвежские меха. Так как северная часть Тихого океана находилась под властью русских первооткрывателей и колонистов, оттуда поступал особенно знаменитый мех морской выдры.

Русский осведомитель XVIII века П. Г., названный бухгалтером российских обозов, утверждал, что в 1775 году общая стоимость всех мехов из Нового Света, доставленных с востока или запада в Кяхту, составила 500 тысяч рублей. Сумма эта особого доверия не вызывает, так как она составляет треть с лишним валового российского экспорта в том году. Уильям Туке отмечает, что за тот же самый год в Санкт-Петербург ввезли 45 460 шкур американского бобра и 7143 шкуры выдры, а Л.М. Самойлов добавляет, что через Кяхту в 1768–1785 годах ежегодно проходило 30–50 тысяч шкур бобра, с максимальным показателем в 1782 году, составившим 64 тысячи. Общее количество этого иноземного товара могло достигать 50 тысяч шкур, а в самые благоприятные годы приближалось к 100 тысячам. Первое место обычно держалось за бобром. Такой факт Е.Е. Рич объясняет тщательно охранявшимся русскими мастерами секретом обработки бобровых шкур, «посредством чего они вычесывали шерсть из подшерстка шкуры бобра, оставляя только длинные тонкие волосы ости на ней. Такой вычесанный мех бобра ценился гораздо выше, когда речь шла об отделке им одежды, чем обычный нечесаный бобер из Канады». Многие из этих шкур отправлялись в Гамбург, где располагался один из крупных меховых аукционов тех времен, а те, что доставлялись в Кяхту, продавались по цене от 7 до 20 рублей за штуку. Дальше в порядке убывания количества, проходившего через руки кяхтинских купцов, шли кролик, выдра, ондатра, рысь и лисица.

Странное наблюдение, появляющееся из такого подробного описания количества, видов и источников мехов, служивших предметом обмена с китайцами в Кяхте и Маймачене, объясняется откровенным безмерным спросом со стороны китайцев и маньчжуров на меха практически любого качества и вида. Блеклые и простенькие меха они брали наравне с великолепными на вид и самыми дорогостоящими. Китайский спрос представляется настолько высоким, причем на протяжении столетия он только рос, что цены на границе поднимали намного выше, чем они были где-либо еще в Сибири, в европейской части России или практически по всей Западной Европе. Прекраснейшая сибирская пушнина, естественно, в первую очередь шла на удовлетворение потребностей российского двора и состоятельного дворянства, зато практически весь остаток отправлялся в Китай. Стоимость почти всех видов пушнины в XVIII столетии в целом росла, как в случае с морской выдрой, подорожавшей в 6 раз. В 1770 году шкура морской выдры высочайшего качества в Кяхте уходила за 100–140 рублей, тогда как 10 годами раньше за нее просили 60 или 80 рублей. А в Иркутске тот же самый мех шел по 30 или 40 рублей; на Камчатке — не больше чем рублей за десять — пятнадцать. То, что Джон Баддели давным-давно сказал по поводу XVII века, совершенно справедливо относилось к веку XVIII: меха он назвал золотым руном, тянувшим русских людей к себе, однако именно китайцы раскрыли их истинную ценность.

После пушнины самым ходовым экспортным товаром числятся дубленое кожсырье и шкуры, зачастую по небрежности учитывавшиеся вместе с мехами и пушниной. Живее всего шел сбыт юфти, то есть особенной «русской звериной кожи», отличавшейся своим запахом. Под таким названием подразумевались многочисленные сорта дубленой и подвергнутой обработке кожи черного и красного цвета самого разного качества, изготавливавшейся практически в каждом российском городе. Основная доля юфти для сбыта китайцам вырабатывалась в сибирских городах Тобольске, Тюмени, Томске и Иркутске. Вывоз юфти стабильно увеличивался на протяжении XVIII столетия, пока между 1762 и 1785 годами годовой ее экспорт не нормализовался на уровне 50–80 тысяч шкур. В 1792 году таможню прошли 58 317 единиц юфти, оцененных в 150 тысяч рублей.

Следующими по объему сбыта идут мерлушка и овчина, обычно учитывавшиеся вместе, хотя они очень отличаются по стоимости и внешнему виду. Ф. Штраленберг назвал лучшей бухаритинскую шкуру, покрытую волосом или шерстью, лежащей гладко или широкими волнами, отличавшуюся от шкур с мелкими и плотными завитками. Ежегодно между 1768 и 1785 годами обменивалось от 600 тысяч до миллиона шкур всех сортов, а после 1792 года это число дошло до 1,2 миллиона. А.Н. Радищев сообщил о продаже овчины за один год на 123 337 рублей, и в том году она стала самым крупным по объему экспортным товаром России. Цена овчины расположилась в широком диапазоне от 35 копеек до 1 рубля за штуку. За обычный год сбывалось 50 тысяч телячьих шкур (опоек) и коз (козел) или несколько меньше. Опоек высочайшего качества приносил от 6 копеек до 1,5 рубля за штуку. Из всех кож и шкур особенно популярным российским товаром считался сафьян. Причем наибольшим спросом пользовался произведенный в Астрахани сафьян красного, желтого и черного оттенка из шкуры козла и козы. Он ценился выше: от 90 копеек до 2 рублей за штуку.