Клиффорд Фауст - Великий торговый путь от Петербурга до Пекина [История российско-китайских отношений в XVIII–XIX веках]

Подвести надежный фундамент под приграничную торговлю никак не удавалось еще на протяжении нескольких последующих лет. По своем возвращении из Пекина в 1737 году Л. Ланг составил для Сибирского приказа объективный отчет о бедственном положении в кяхтинской торговле. Там находилось предостаточно русских купцов, зато мало китайцев, а также настолько скудное количество китайских товаров для продажи, что российские товары подолгу залеживались на «торговом дворе» Кяхты, а когда на них наконец-то находился покупатель, то он назначал чрезвычайно низкие цены. Л. Ланг сообщал о своем намерении обсудить такое дело с мандаринами китайского двора, чтобы как-то выправить положение в приграничной торговле, но у него хватало хлопот из-за массы трудностей, возникших с обозом настолько, что до ситуации в Кяхте руки совсем не дошли. Русские купцы не скрывали своего недовольства, они обвинили китайских купцов в сговоре, когда те искусственно завышали цены на свои товары, а также всячески устраняли из процесса торгов монголов и коммерсантов остальных национальностей. Кое-кто из русских купцов не могли продать свой товар на протяжении двух или трех лет, а затем им приходилось обменять его на китайские товары по их неприлично завышенной цене.

Обеспокоенный сообщениями из Иркутска о малочисленности китайских купцов, прибывающих на торги, весной 1738 года начальник Сибирского приказа потребовал от вице-губернатора Иркутска А.Ю. Бибикова заняться этой проблемой, и 29 июля Алексей Юрьевич приказал И.Д. Бухгольцу назначить встречу с дзаргучеем, чтобы потребовать от него увеличения численности китайских купцов и обеспечения честных условий торговли. Этот дзаргучей простодушно ответил, что из-за нехватки корма для скота на севере Монголии китайские купцы не решились на такое долгое путешествие. Однако бескормица вряд ли выглядела убедительным объяснением откровенного рвачества китайских купцов, все-таки добравшихся до Маймачена.

На следующий год в ситуацию вмешался Сенат, и на место событий отправили коллежского советника Семена Любученинова, долгое время прослужившего в Армянском гарнизонном полку, которому вместе с переписчиком, капралом и двумя солдатами предстояло тщательно изучить состояние торговли, а также проинспектировать Ревенную комиссию С. Свиньина. От него требовалось вскрыть все без исключения нарушения государственных инструкций в сфере торговли и, прежде всего, выявить хоть какие-нибудь случаи контрабанды. Ему поручили побеседовать со всеми русскими купцами по отдельности о предметах торговли, доставленных ими на границу, о назначенных ценах и реальных, по которым пришлось отдать свой товар, а затем доложить результаты таких бесед в Сенат. С. Свиньин сообщил С. Любученинову, что ему «неизвестно» ни о каких незаконных сделках между купцами двух стран, но в Маймачене он видел китайских купцов, торговавших различными запрещенными товарами и шкурами. Незамедлительной реакции на такое расследование в области частной торговли не просматривается. Сенаторы, однако, незадолго до этого заново сформулировали свое отношение к контрабанде, доведенное ими до сведения подданных. Они потребовали от купцов, возвращающихся из Сибири, проходить таможенный барьер в Верхотурье, и пригрозили всем, кто попытается миновать данный барьер, украдкой обойдя его через Екатеринбург или другие города, каторгой в Сибири. Взявшись за подавление контрабанды, власти в Санкт-Петербурге не оставляли без внимания проблему слабого сбыта в Сибирском приказе китайских товаров, шелков и прочих предметов, полученных в виде таможенной десятины. В июне 1739 года и вновь в 1740 году из Кабинета поступило распоряжение, чтобы в Сибирском приказе перед выставлением таких китайских товаров на свободную продажу в Сибири провели полную их инвентаризацию. Данная мера служила ознакомлению с таким товаром присяжных оценщиков в Москве, которым предстояло назначать на них максимально выгодную для государства цену.

С точки зрения позитивных результатов представляется так, что в Санкт-Петербурге мало сделали ради выправления условий торговли для купцов, прибывающих в Кяхту, если только не отметить ряд распоряжений по созданию системы почтовой связи в Сибири. С начала XVII столетия письма могли доставлять только до Тобольска, а дальше никакой регулярной почтовой связи не существовало. Теперь почтовая эстафета лошадьми через промежуточные станции от Москвы до Тобольска отправлялась два раза в месяц; от Тобольска до Енисейска и Якутска — раз в месяц; и от Якутска до Охотска на Тихом океане — один раз в два месяца. Иркутскому вице-губернатору поручили назначить проездной маршрут между Енисейском и торговыми пунктами на границе, что он обычно и делал раз в месяц, а во время проведения торгов — два раза в месяц. Обслуживание почтовых станций поручали «добросовестным и ответственным супругам», а из принадлежащих государству в Сибири табунов к этим станциям на пять месяцев придавали казенных лошадей; назначенным на почтовые станции супругам предоставляли право варить пиво без особого на то разрешения «для угощения [тех], кто становится у них на отдых». Почтовая система России как таковая рассчитывалась на самоокупаемость; почтовые сборы, внесенные купцами за отправку писем или прочих предметов, требовалось возвращать в Сибирский приказ со всех почтовых пунктов Сибири, даже с Камчатки и китайской границы. Первостепенная нужда в создании сибирской системы почтовой связи заключалась в обеспечении оперативного и надежного обмена информацией с архиважной экспедицией В. Беринга, но торговлю в Кяхте власти тоже не забыли и отметили в своем распоряжении особой строкой.

По совету С.Л. Владиславич-Рагузинского для плавания по озеру Байкал соорудили пару или тройку подходящих судов, но где-то лет через десять из них осталась только одна ни на что не годная посудина. И купцам по старинке приходилось переправляться через данный коварный водоем на своих речных лодках. Только в 1740-х и 1750-х годах власть предержащая, все больше убеждавшаяся в недостатках и провалах государственных монополий, начинает играть активную роль в поощрении частной торговли на ярмарочных площадках Кяхты и заботиться о благосостоянии купцов.

В общем и целом частная торговля в Кяхте и Маймачене тогда начиналась вяло и через силу, никто даже представить себе не мог ее великий будущий рост и важность для России. И русские власти, занятые своими делами в других местах, обращали крайне мало внимания нуждам и помощи на будущее редким упорным купцам, поверившим в перспективу тех городков.

Кем же были эти купцы и посредники, прибывшие для ведения торгов с не ясным никому исходом? Откуда они взялись, где раздобыли свои финансовые ресурсы, на чем заработали состояние и за счет чего сложилась их судьба? Как они вообще держали свое предприятие на плаву? Львиная доля заданных нами вопросов остается безнадежной загадкой. Русские источники, относящиеся, по крайней мере, к периоду истории раньше XIX столетия, не позволяют подробного описания торговых или промышленных процессов ввиду отсутствия в архивах (за исключением нескольких ярчайших примеров, таких как династия Демидовых) документов частных семей или доходных предприятий. Китайская ситуация, если уж на то пошло, выглядит еще беспросветнее. Из разрозненных предположений складывается совсем уж схематичная картина.