Теодор Моммзен - Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

Если оставить в стороне тот изумительно ранний расцвет, которого достигли на этих берегах ионийский эпос и эолийская лирика, начатки историографии и философии, пластики и живописи, то как в науке, так и в искусстве великой эпохой Малой Азии является время Атталидов, которое верно хранило воспоминания о той ранней, еще более великой эпохе. Если Смирна оказывала божеское почитание своему гражданину Гомеру, выпускала в его честь монеты с его именем, то в этом выражается господствовавшее во всей Ионии и во всей Малой Азии убеждение, что божественное искусство снизошло на землю именно в Элладе, и главным образом в Ионии.

Из постановления города Теоса 217 в Лидии мы узнаем, с какой поры и в каком объеме начала проявляться в этих областях забота общества и властей о начальном обучении. Согласно этому источнику, в будущем предусматривалось на средства, пожертвованные городу одним богатым гражданином, создание наряду с должностью инспектора гимнастических упражнений (уоруаошрхлО новой почетной должности инспектора школ (jcaiSovojioQ. Далее предусматривалось назначение трех платных учителей правописания с жалованьем по одному из трех разрядов в 600, 550 и 500 драхм, дабы все свободные мальчики и девочки могли обучаться письму; равным образом назначались два учителя гимнастики с жалованьем в 500 драхм, учитель музыки, обучающий игре на лютне и кифаре мальчиков двух старших классов и уже окончивших школу юношей, с жалованьем в 700 драхм, учитель фехтования с жалованьем в 300 драхм и учитель стрельбы из лука и копьеметания с жалованьем в 250 драхм. Учителя правописания и музыки должны были ежегодно устраивать в городском совете публичный экзамен ученикам. Такова Малая Азия эпохи Атталидов; но Римская республика не продолжила деятельности своих предшественников. Она не увековечила своих побед над галатами резцами пергамских скульпторов, и незадолго до сражения при Акциуме пергамская библиотека была перенесена в Александрию; немало прекрасных замыслов погибло, не успев воплотиться в жизнь, в бурях митридатовой войны и гражданских войн. Лишь в эпоху империи вместе с благосостоянием Малой Азии возродилась, хотя бы внешне, забота об искусстве и в особенности о литературе. Ни один из многочисленных городов Малой Азии не мог претендовать на первенство в какой-либо области, как, например, Афины — в университетском преподавании, Александрия — в научном исследовании, легкомысленная столица Сирии — в области театра и балета; зато, вероятно, нигде не имело более широкого распространения общее образование. По-видимому, обычай освобождать учителей и врачей от связанных с расходами городских должностей и специальных поручений утвердился в провинции Азии издавна; этой провинции адресован указ императора Пия, изданный с целью ограничения этих, очевидно, весьма обременительных для городских финансов изъятий, для которых он предписывает максимальные цифры; например, городам первого класса разрешается предоставлять этот иммунитет, самое большее, 10 врачам, 5 учителям риторики и 5 учителям грамматики.

Если в литературной жизни эпохи империи Малой Азии принадлежит одно из первых мест, то этим она была обязана тому широкому распространению, которое получила в это время деятельность риторов, или, как их стали называть позднее, софистов, — явление которое нам, людям нового времени, представить себе нелегко.

Труд писателя, утративший почти всякое значение, сменился публичными выступлениями, представлявшими собой нечто вроде наших университетских или академических речей, всегда дающих что-нибудь новое, но редко что-либо прочное; публика слушает их, аплодирует и тотчас забывает. Часто темой служит какое-нибудь событие: день рождения императора, прибытие наместника и прочие явления общественной или частной жизни в том же духе; еще чаще речь ведется без всякого повода, наудачу, обо всем, что не имеет практического значения и не пахнет ученостью. Политических речей в эту эпоху вообще не произносят, даже в римском сенате. Судебная речь уже перестала быть для греков целью ораторского искусства; теперь она стоит рядом с речью ради речи, как бедная, захудалая родственница, до которой мастер ораторского искусства снисходит лишь изредка. Из поэзии, философии, истории берутся такие сюжеты, которые можно преподносить публике в виде общих мест, тогда как сами эти виды творчества не вызывают большого интереса, особенно в Малой Азии; искусство слова оттесняет эти науки на второй план; в то время они насквозь пропитаны риторикой и находятся в полном упадке. Великое прошлое эллинской нации эти ораторы считают своим законным наследием; они почитают Гомера и относятся к нему приблизительно так, как раввины к книгам Моисея; в религии они также являются самыми ярыми ортодоксами. В этих ораторских выступлениях применяются все дозволенные и недозволенные средства: театральные приемы, жестикуляция, модулирование голоса, роскошный костюм, артистические кунштюки, организация партии сторонников оратора, конкуренция, наемные клакеры. Безграничному самомнению этих мастеров слова вполне соответствует живейшее участие публики, лишь немногим уступающее интересу к скаковым лошадям, и заимствованные из театральных обычаев формы, в которых выражается это участие, а постоянство, с каким подобные выступления устраивались для образованных кругов в более крупных городах, повсюду превращало их наравне с театром в обычное явление городской жизни. Если это исчезнувшее явление минувшей жизни становится до некоторой степени понятным для нас при сравнении его с тем впечатлением, которое вызывают в наших больших городах обязательные речи ученых корпораций, то все же в наши дни совершенно отсутствует то, что в древнем мире являлось главным: дидактический момент и связь между бесцельным публичным ораторским выступлением и высшим образованием молодежи. Если в наше время высшее образование вырабатывает из мальчика, принадлежащего к образованному классу, профессора филологии, то в то время оно вырабатывало из него профессора элоквенции, причем совершенно своеобразной элоквенции, поскольку обучение все более и более сосредоточивалось на том, чтобы приучить мальчика выступать с такого рода докладами, как мы их изобразили выше, притом по возможности на обоих языках; и кто сам успешно прошел курс такого учения, тот, присутствуя впоследствии на подобных выступлениях, аплодировал воспоминаниям собственных школьных лет. Такого рода продукция была широко распространена на Востоке и на Западе, но Малая Азия занимала в этом отношении первое место и играла ведущую роль. Когда в эпоху Августа школьная риторика была введена в курс латинского обучения столичной молодежи, главными ее представителями наряду с италийцами и испанцами были два малоазий-ца, Ареллий Фуск и Цестий Пий. Именно тогда, когда в лучшую эпоху империи рядом с этим паразитическим явлением утвердилась серьезная судебная речь, один остроумный адвокат, современник Флавиев, указывал на чудовищную пропасть, которая отделяет Пикета из Смирны и прочих популярных учителей красноречия в Эфесе и Ми-тилене от Эсхина и Демосфена. Огромное большинство этих прославленных риторов, притом самые выдающиеся из них, были уроженцами прибрежных городов запада Малой Азии. Мы уже говорили, какую важную роль для финансов малоазийских городов играло то обстоятельство, что они поставляли школьных учителей для всей империи. На протяжении всего периода империи число и значение этих софистов непрерывно растет, и они становятся все более обычным явлением также и на Западе. Причина этого заключается отчасти в изменившейся позиции правительства, которое во II в., в особенности со времени проникнутой не столько эллинистическими, сколько жалкими космополитическими тенденциями эпохи Адриана, не так отрицательно относилось ко всему греческому и восточному, как в I в.; главная же причина заключается во все более широком распространении высшего образования и быстром росте числа высших школ для молодежи. Таким образом, софистика является характерной особенностью Малой Азии, и притом Малой Азии II и III вв.; однако в этом первенстве в области литературы нельзя усматривать какого-либо специфического свойства этих греков или этой эпохи или даже находить здесь некую национальную особенность. Софистика повсюду одинакова — в Смирне и Афинах, в Риме и Карфагене; учителя элоквенции экспортировались, подобно лампам определенного фасона; этот фабрикат изготовлялся повсюду одинаковым образом, по желанию — греческий или латинский, и продукция соответствовала спросу. Однако те греческие области, которые занимали выдающееся положение по своему благосостоянию и культурному уровню, поставляли этот экспортный товар в наибольшем количестве и наилучшего качества; Малая Азия была такой областью в эпоху Суллы и Цицерона, как и в эпоху Адриана и Антонинов.