Алексей Фомин - Война с продолжением

Пожалуй, никогда еще мусульманский фактор в британской политике не заявлял о себе столь явно, как в начале 1922 года. В Форин Оффис только в январе было направлено два меморандума Лондонской мусульманской лиги с протестами против прогреческой политики Великобритании [973] АВПРИ, Ф. НАИ, Сер. А, Ед. Xp. 220, Л. 21–22; 26. . В Индии антибританские волнения не прекращались с 1919 года. Британские власти по старой традиции стремились опереться на мусульман, которых считали лояльными, но в начале 1920-х годов возникла реальная возможность объединения индусских и мусульманских сил в борьбе против английского господства. Большую роль в этом играла деятельность Халифатского комитета, поддержанная Индийским национальным конгрессом. В августе-декабре 1921 года на Малабарском берегу в Индии произошло восстание мусульман Мопла под халифатскими лозунгами [974] Новейшая история Индии. М., 1959. С. 52–53, 83–88; Ганковский Ю.З., Гордон-Полонская А.Р. История Пакистана. М., 1961. С. 50–53. . Зимой 1921–1922 года началась широкая кампания гражданского неповиновения ( хатрал ), ответом на которую стал арест М. Ганди. Перспектива присоединения 70 миллионов мусульман к этой кампании серьезно беспокоила английские власти. Между тем английская политика по отношению к Турции (длительная оккупация Константинополя и фактическая поддержка Греции) была сильнейшим раздражителем для мусульман, и «англо-индийцы» всеми силами старались обратить на это внимание правительства.

В начале марта Э. Монтегю опубликовал свою переписку с вице-королем Индии лордом Ридингом, в которой излагались требования индийских мусульман о передаче Турции Константинополя, Адрианополя и Смирны, отмене капитуляций, сохранении верховной власти халифа над «Святыми местами» в Аравии и свободы арабских стран Азии от немусульманского господства или контроля. Такое поведение Монтегю означало полный разрыв с политикой коалиционного правительства, и он покинул пост министра по делам Индии. По словам турецкого историка, это лишило националистов услуг очень важного союзника в Лондоне [975] Sonyel S.R. Op. cit. Р. 149–150. . Правда, туркофильство Монтегю вовсе не означало его симпатий к кемалистам, которых он (наряду с египетскими и индийскими националистами, а также панисламистами) считал одним из звеньев гигантской политической кампании против Британской империи, руководимой из Советской России. Именно в таком свете ситуация на Ближнем Востоке изображалась в письме, направленном Министерством по делам Индии в Форин Оффис еще в декабре 1921 года [976] АВПРИ, Ф. НАИ, Сер. А, Ед. Xp. 220, Л. 11–20. . Программа главы индийского ведомства заключалась во всемерной поддержке авторитета турецкого султана-халифа с целью фактического управления через него всем мусульманским миром. В статье журнала Economist по поводу действий Монтегю говорилось, что выполнение индо-мусульманских требований было бы неоправданным отступлением для Великобритании. «Турецкая империя была ведущим фактором большинства европейских войн прошлого века, и сейчас она грозит стать ведущим фактором в Индии на критическом этапе движения к самоуправлению… Последствия нынешнего кризиса, хотя и затруднят задачу лорда Керзона, смогут, мы надеемся, заставить правительство вернуться к фундаментальным основам и строить свою политику на четко обозначенных принципах, а не на оппортунизме» [977] The Economist, Vol. 94, March 11, 1922. P. 486–487. .

После долгих задержек в Париже наконец открылась межсоюзническая конференция по Турции. Незадолго до этого тот же Economist поместил большую статью, посвященную анализу англо-французских взаимоотношений на Востоке. В ней содержался открытый упрек в адрес Франции за сепаратные действия, в особенности за Анкарский договор, и выражалось мнение, что, если на конференции созданный этим договором раскол между союзниками не будет ликвидирован, он перерастет рамки локального скандала и станет влиять на англо-французские отношения в целом. Вместе с тем автор статьи показал глубокое понимание французской позиции. По его мнению, Анкарский договор был «разрывом с единой англо-французской политической линией, которая устраивала британское правительство, но которая становилась все более затруднительной для Франции» [978] Ibid. Р. 570–571. .

В ходе четырех дней переговоров (22–26 марта) англо-французские противоречия проявились с новой силой. Позицию Пуанкаре в ходе обсуждения можно охарактеризовать как «политику авансов» по отношению к Турции. По словам Керзона, «подход господина Пуанкаре заключался в уступках туркам по всем пунктам» [979] DBFP, Ser. 1, Vol. 17. № 562. Meeting in Paris. 23/03/1922. P. 687. . И действительно, Пуанкаре, например, настаивал, чтобы эвакуация греческих войск началась сразу после перемирия, еще до начала переговоров об окончательном мире. Керзон же считал целесообразным сохранять во время переговоров греческую армию в Анатолии, чтобы иметь дополнительный рычаг давления на Анкару. В итоге конференция выработала новые мирные предложения, включавшие защиту прав меньшинств при участии Лиги Наций, создание с ее помощью «армянского очага», установление демилитаризованной зоны в районе Проливов, европейскую границу по линии Родосто — Мидия, передачу Смирны Турции, а Адрианополя Греции при условии участия в управлении этими городами, соответственно, их греческого и турецкого населения, установление численности турецкой добровольной армии в 85 тыс. человек (по Севрскому договору — 50 тыс.), создание экономической системы, совместимой с турецким суверенитетом, для охраны интересов держав в Турции и обеспечения платежей по Оттоманскому долгу, учреждение комиссий для пересмотра режима капитуляций. Предлагалось созвать конференцию для выработки договора на основе этих предложений [980] DBFP, Ser. 1, Vol. 17. № 570. Text of resolutions. 22–26/03/1922. P. 756–763. , которые были в основном творением Керзона. Все важнейшие уступки делались за счет Греции, а статьи Севрского договора, наиболее выгодные Великобритании, оставались практически неизменными. В частности, сохранялась возможность для фактического английского господства над Проливами. Пуанкаре в ходе переговоров предпочитал не спорить с Керзоном, так как понимал, что реальный исход событий решается вовсе не в Париже. Его отношение к итогам конференции хорошо видно из его комментария, сделанного сразу после ее закрытия. Он сказал, что решения конференции — не более чем «предложение о посредничестве, а ни в коем случае не ультиматум. Если Турция считает, что предложенная граница во Фракии не соответствует ее надеждам, мы не окажемся в тупике, и всегда можно будет снова начать переговоры на другой основе» [981] Цит. по: Khwaja Kamal Ud-Din. Op. cit. Р. 101–102. . Такое заявление было почти открытым подстрекательством турок к дальнейшему сопротивлению.