Ричард Дженкинс - Вестминстерское аббатство

Кажется, что именно в середине XVIII века эта часть церкви получила свое прозвище. Путеводитель 1766 года употребляет название «Угол поэтов» как обиходный термин. Аддисон говорит о «Квартале поэтов», хотя он также замечает, что там находятся «поэты без памятников и памятники без поэтов». Как и в случае с другими местами, не имеющими четкого определения — скажем, Средний Запад, или западная часть страны, — возникает неясность, где именно пролегают границы Угла поэтов. Кажется, что изначально имелся в виду только восточный боковой неф северного трансепта, хотя обычно подразумевается трансепт целиком. Готорну очень нравилась укромность «Угла поэтов», в одно из своих посещений он уснул в проходе, ведущем из северного трансепта к боковой двери (заметим, что слово «угол» в его понимании распространялось не только на часть церкви):

Приближаясь к аббатству со стороны Уайтхолла и Парламент-стрит, вы доходите до него и видите «Угол поэтов» в угловом здании в маленьком переулке, ведущем к заднему фасаду здания. Входная дверь в юго-восточной части южного трансепта — не просторная арка, а маленькая, низенькая дверь, — и как только вы оказываетесь внутри, то видите бюсты поэтов, смотрящие со стен…

Знаменательным моментом в истории аббатства как места захоронения и увековечения памяти были похороны Ньютона в 1727 году. Ему воздвигли величественный надгробный памятник, его тело перенесли при факельном шествии в Иерусалимский покой для погребения, а среди несших гроб были пэры и министры во главе с лордом-канцлером. Так окончательно утвердился статус аббатства как места упокоения не только королей и великих поэтов, но и людей, великих в любой сфере деятельности.

Но обществу открылась и другая мысль — гения надо хоронить публично и в сопровождении сильных мира сего.

Иностранцы поражались. Вольтер, наблюдавший, как тело Ньютона несли в аббатство, писал: «Этот крестьянин удостоился чести, и его хоронили так, будто он король, сделавший счастливым свой народ». Он хотел видеть памятники, воздвигнутые «величайшим из нации» писателям и мыслителям, веря, что это и вдохновляет народ Англии на великие дела: «Мы видим их статуи так же, как греки видели статуи Платона, Софокла и других бессмертных в Афинах, и я уверен, что один лишь взгляд на эти славные памятники зажигает огонь во многих сердцах, вдохновляя их стать великими». Учение в большей чести в Англии, чем во Франции — заключал Вольтер (и это вывод, которого обычно не делают французы). Углом поэтов также восхищался Дидро, заявивший: «В Англии философы почитаемы, уважаемы, они занимают общественные должности и похоронены там же, где и короли». И. В. фон Архенгольц, посетивший аббатство позднее, был потрясен величием памятника Гаррику. «Когда, — спрашивает он, — увидим мы немецких актеров, почитаемых таким же образом?» Вольтер отмечал, что англичане упокоили в аббатстве актрису миссис Олдфилд почти с теми же почестями, что и Ньютона; некоторые поговаривали, что это было сделано в основном, чтобы досадить французам, похоронившим свою великую актрису более скромно, но напротив, англичане просто продемонстрировали свои добрые чувства. «И это верно, — заключает Вольтер, — ибо нельзя не оказать почести искусству, обессмертившему Софокла и Еврипида».

Ирония в том, что чем более великие люди погребены в аббатстве, тем больше публики начинает думать, что похороны были организованы недостаточно хорошо. Придуманный Оливером Голдсмитом в «Гражданине мира» [6] Здесь и далее в переводе А. Г. Ингера. китайский философ пишет домой о своем посещении «места, где захоронены мыслители, герои и короли Англии». Отмечая особенно прекрасный и величественный памятник, он предполагает, что это могила великого человека. Может, короля или законодателя? Нет. Победоносного генерала? Нет. Поэта? Нет. «Так чей же? Чем же тогда знаменит погребенный здесь великий человек?» — спрашивает он у своего проводника. «Знаменит? Если вам, сударь, не терпится узнать, то сей усопший джентльмен очень знаменит: он знаменит тем, что похоронен в Вестминстерском аббатстве», — отвечает проводник. Готорн также сетует: здесь так много могил ничем не примечательных людей, что посетитель спрашивает себя: «Какое право у того человека лежать среди бессмертных?» Но такие мысли являются следствием недопонимания истории этого храма и, что более существенно, не учитывают всей сложности его предназначения.

Хотя Вестминстерское аббатство, возможно, и было моделью пантеона для других народов, оно не только и не столько «акр героев». Сила аббатства заключена в том, что останков героев здесь больше, чем чьих-либо еще, а также в том, что прах гениев и прочих людей в этом месте объединяются. Вольтер замечает, что Ньютон похоронен здесь как король, Дидро — что литератор похоронен среди королей: пустая пышность специально построенной Вальгаллы не могла бы вызвать подобных мыслей. Но процесс естественной эволюции невозможно планировать, и потому предназначением аббатства стало не только оказание почестей, но и объединение индивидуальных достижений с жизнью общества. Это хорошо выражено в надписи на статуе Джеймса Уатта, возведенной в 1820-е годы, после объявления его одним из «настоящих благодетелей мира», «дабы показать, что человечество знает, кто больше всех заслуживает благодарности. Король, его министры и многие благородные и простые люди королевства воздвигли этот памятник». Огромная статуя сидящего в кресле Уатта (созданная Огастесом Пьюджином, который ожесточенно осуждал классические памятники) была слишком велика для придела, в котором ее установили, и потому ее перевезли в Эдинбург, а надпись скопировали на плитах пола. Сказать, что гении похоронены среди королей, явно недостаточно; они также похоронены среди обычных и незначительных людей. Вестминстерское аббатство было и пантеоном, и склепом. Посетителей часто удивляет «неразборчивость» аббатства. Аддисон с интересом наблюдал, как выкапывают могилы внутри церкви и с каждым движением лопаты отбрасывают фрагменты костей или черепа. Дефо рассуждает о том, как менялось это место захоронений в его время:

Стало делом чести быть похороненным в Вестминстерском аббатстве, где здание церкви начинает переполняться телами горожан, поэтов, моряков, пасторов; нет отказа даже тем, кто имеет хоть какую-то возможность прославить себя в мире; таким образом, со временем прах королей будет здесь смешан с прахом простолюдинов. В конце концов не останется места ни для королей, ни для простых людей или по меньшей мере для их памятников, некоторые из коих скорее помпезны и глупы, чем достойны и подобающи.

Этот комментарий кажется такой же мешаниной, как и прах под полом, соединивший именитых и простых людей в одно целое, но все написанное — более или менее правда. Простых людей продолжали хоронить в аббатстве, чаще всего — но не обязательно — в клуатрах, где можно увидеть табличку «Джейн Листер, дорогое дитя», или надгробие над прахом водопроводчика XVIII века. Для наиболее состоятельных из «простых людей» находились места, поскольку настоятель и собрание каноников продавали участки для памятников. В XVIII веке парламент выделил деньги на строительство западных башен, но не дал денег на ремонт аббатства, и тогда, как и теперь, исторической церкви пришлось выбирать, какому пути следовать. Представление о том, что привилегия быть похороненным в аббатстве должна быть уделом немногих великих, не была претворена в жизнь вплоть до конца века.